— Я держусь изо всех сил!
— И не страшно?
— Нет!.. А это настоящий шторм?
— Вполне… Хотя и не из самых сильных… Взгляните левее, видите высокий берег? Это мыс Тарханкут. Здесь часто бывают такие переделки, особенно осенью… А вы первый раз в море?
— Я плавал по Финскому заливу до Петергофа, но в такую погоду не попадал. Ни разу так не повезло, господин капитан…
— Мне кажется, в вас есть морская косточка… Только я не капитан, а вахтенный штурман. Василий Васильевич Хлебников. А вас как зовут, сударь?
Цепляясь за релинг, Коля все же постарался сдвинуть каблуки:
— Николай фон Вестенбаум, господин штурман.
— О!.. И что же, фон Вестенбаум, вы путешествуете один?
Коля уже готов был объяснить, что путешествует со своей замечательной тетушкой, у которой лишь один недостаток — подверженность морской болезни. Однако Татьяна Фаддеевна появилась здесь сама. Видимо, страх за племянника оказался сильнее всех страданий, и она одолела их в отчаянных поисках мальчишки на взбесившемся от шторма пароходе. На лице ее читалась мука, в движениях — слабость, и все же главным было сдержанное негодование.
— Николя́! Это… выходит за пределы всяких приличий! Как ты смел? Я запретила уходить из каюты!
— Но только до утра! А уже утро!
— Несносный мальчишка… Ай!
— Держитесь, Тё-Таня!.. Василий Васильевич, это моя тетя Татьяна Фаддеевна!.. Тё-Таня, это вахтенный штурман Василий Васильевич Хлебников!
Штурман Хлебников поднес два пальца к капюшону. Тетушка, вцепившись в трубку поручня, сделала судорожный кивок. Юбка ее трепетала, как знамя.
— Весьма приятно, сударь… Простите этого негодника… Николя́, марш вниз!
— Но тётя, — лукаво сказал Коля. — Здесь капитанский мостик. На нем командуют не дамы, а морские офицеры.
— Я тебе покажу… даму… Господин штурман, велите этому негоднику спуститься в каюту. Он промок, и у него слабые легкие.
— В самом деле, Коля. Вы уже довольно полюбовались стихией… — Затем штурман нагнулся к нему. — Надо снисходить к женским слабостям…
— Да. Я сейчас… Только скажите, а скоро уже Ялта?
— Еще весьма не скоро. Погода задерживает нас. К тому же мы, увы, сделали промашку, не загрузили полностью бункера, случилась нехватка угля…
— А паруса в помощь машине поставить нельзя? Рангоут, кажется, позволяет… — Коля с видом знатока глянул на фок-мачту с двумя длинными реями.
— Иногда мы так и делаем, но сейчас-то ветер встречный…
— Ах да! — Коля смутился из-за своей промашки, но тут же с тайной надеждой задал новый вопрос: — Значит, нас может выбросить на берег?
— Ни в коем случае! — Хлебников глянул на Татьяну Фаддеевну. — Однако может случиться, что угля не хватит до Ялты и придется заходить в Севастополь…
— Но это же замечательно! — возликовал Коля.
— Для кого как…
— Николя́! Ты испытываешь судьбу! И меня.
— Иду… Прощайте, господин штурман. Спасибо…
— Прощайте, фон Вестенбаум. Всего доброго, сударыня, держитесь за племянника. К сожалению, не могу покинуть мостик и проводить… Коля, подожди-ка! — Это было так неожиданно! Хлебников откинул вдруг капюшон, снял черную фуражку с широким кожаным козырьком и узким подбородочным ремнем. Покачнувшись, нахлобучил на Колю. — Носи, юнга! На память о морском крещении. И за смелость…
Мог ли он мечтать о таком! Чтобы настоящий моряк на настоящем морском судне подарил ему настоящую капитанскую фуражку! И не просто так, а в награду! За то, что не боялся шторма, когда все другие пассажиры полегли по каютам…
От счастья Коля размяк и сделался послушным. В каюте он безропотно позволил тетушке стащить с него влажную одежду и закутать его в плед. Затем проглотил ложку приторного лечебного ликера («Поскольку горячего чая сейчас ни у кого не допросишься»). Потом он сидел, втиснувшись в угол между каютной переборкой и спинкой дивана, держал на коленях фуражку и гладил ее, словно кошку. Разглядывал на ней каждую мелочь: медные пуговки, петельки на ремешке, тисненую латунную эмблему со скрещенными якорями…
— Он сказал, что у меня морская косточка. А вы говорили: «Ты никогда не станешь моряком».
Собрав остаток сил, тетушка назидательно разъяснила, что выскакивание на палубу во время ужасной погоды (без спросу!) — это вовсе не путь к овладению морской профессией. А путь — старательное прохождение всех наук в морском учебном заведении. Но море, видимо, было несогласно с госпожой Лазуновой. Оно вздыбило пароход, затем повалило его набок, и Татьяна Фаддеевна со стоном полегла на постель, отдавшись новому приступу страданий…