— Добрый вечер, Станислав Андреевич.
— Здравствуйте.
Доктор посмотрел на Мазина, потом на машину, остановившуюся не у самого дома, а чуть поодаль.
— У меня к вам дело. Меня зовут Мазин…
— Игорь Николаевич? Я ждал вас. Отец нарушил свои принципы и позвонил.
Он начал медленно подниматься по наружной кирпичной лестнице на второй этаж, роясь в кармане в поисках ключа.
— Прошу.
Вспыхнуло электричество, и Мазин увидел лицо Витковского вблизи, утомленное лицо с темными пятнами под стеклами очков.
— Я рассчитывал, что вы успеете передохнуть после работы.
— Не повезло вам. Срочный случай. Впрочем, я только кажусь переутомленным. Это видимость. Неудачная пигментация. Вечно желтый. Народ и сочувствует. Но вы не смущайтесь. Сейчас я поставлю хорошую пластинку, умоюсь и соберу перекусить. Есть хочется, а жену ждать нет смысла: учительствует в вечерней школе. Поэтому сделаем так: вчерашний суп я предлагать не решаюсь, прикончу его сам на кухне, а сюда принесу, что поделикатесней. И бутылочку вина, с вашего разрешения. Посидим, побеседуем, раз уж служба забросила вас на периферию.
В последних словах прозвучала ирония, однако не подчеркнутая. Витковский вел себя спокойно, сохраняя инициативу хозяина, принимающего гостя, хотя и незваного. Он не спрашивал, готов ли Мазин разделить с ним ужин, не возражает ли против музыки, но не было в нем и отягощающей отношения самоуверенной напористости.
— Лукуллова пиршества, правда, не обещаю.
— Ну, если не лукуллово…
— Нет, увы, сами убедитесь.
И, поставив на проигрыватель долгоиграющую пластинку, Витковский вышел, оставив Мазина наедине с приглушенной музыкой и книжными стеллажами, занимавшими всю стену напротив окон. Нетрудно было заметить, что на полках господствует хаос: медицинские справочники соседствовали с трехтомником Плутарха, а путеводители по городам и весям — с романами Фолкнера и стихами Вознесенского. Одно объединяло эту импровизированную библиотеку — книги все были читанными, Мазин не заметил ни одной целой суперобложки.
— У вас много книг.
— Провинциальное увлечение плюс провинциальные возможности, — пояснил Витковский, появившийся в дверях с тарелками. — Легче достать. Как и печень трески, которую я несу.
Он поставил на стол консервы, ветчину, кружочки копченой колбасы и бутылку «гурджаани»:
— Прошу. Закусывайте и допрашивайте.
— Допрашивать не собираюсь.
— Ну, зачем же нам хитрить? Вы приехали, чтобы получить определенные сведения. Так какая разница, запишете вы их на бумаге или увезете вот в этом скоросшивателе?
Витковский дотронулся пальцами до виска, и Мазин заметил, что виски его начали белеть.
— Пусть будет по-вашему, Станислав Андреевич. Хотя с моей, профессионально-правовой точки зрения, разница есть. Отец ваш и его нынешняя супруга заверили меня, что им неизвестно имя Татьяны Гусевой.
— Оба заверили?
Вопрос был трудным.
— Разве они должны были ответить иначе?
— Ну, у них так принято. Помните песню: «…если один говорил из них „да“, „нет“ говорил другой»?
— И только? Из чувства противоречия?
Витковский поднялся, чтобы сменить пластинку, спросил оттуда:
— Вы, кажется, и фотографию предъявляли?
— Да.
— И что же?
— Мне показалось, что лицо на снимке знакомо Вере Александровне.
Доктор вернулся, протер стекла очков носовым платком, провел пальцем по ложбинке на переносице:
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— Меня интересуют обитатели дома Борщевой.
— Я жил там не один. Почему же такая честь мне первому?
— Не первому. Я уже побывал у Мухина.
— И что же?
— Это занятой человек. В повседневных хлопотах он многое позабыл, но помнит твердо, что знал Гусеву не больше других посетителей столовой.
— Так он сказал вам?
— Разве это не соответствует действительности?
Витковский поболтал вином на дне своего бокала:
— Ему виднее… Итак, после Мухина вы направились ко мне. По совету Мухина или в порядке очередности?
— О вас Мухин не говорил ничего.
— Это делает ему честь, — заметил Витковский не без сарказма. — Что ж, Игорь Николаевич, и я человек занятой, и я позабыл многое. Все трое мы любили посидеть за столиком, когда работала Татьяна. И не только мы. Она пользовалась популярностью, и думаю, не один студент вздыхал по ней.