— Насчет дубинки вы преувеличили, — сделал Мазин еще одну попытку ограничить неистощимое фиглярство собеседника.
— Я говорил о палке. Всего лишь о палке, но и палкой, признайтесь, можно сломать кости.
— Вот уж далек был от подобных намерений.
— Еще бы! Вас так увлек поиск истины!
Мазин вздохнул;
— Неудобно сознаваться в слабости, но что поделаешь…
— А то, что по пути к истине вы помнете кое-кому бока, это, конечно, не в счет, неизбежные издержки?
— Кажется, и вам я отдавил ногу?
— Мне? С какой стати?
— Нет? А я собирался извиниться за беспокойство.
— Пока не за что. Беспокойте. Прошу!
Мазин не садился еще, он стоял неподалеку от дверей, заложив руки в карманы плаща.
— Собственно, мне уже почти все ясно. Мухин вас проинформировал, и я представляю в общих чертах, что услышу.
— Интересно, что?
— Вы знали Гусеву поверхностно, как и все, ничего нового сообщить не можете.
Курилову следовало согласиться, подтвердить, но им овладел дух противоречия.
— Ошибаетесь, я ее совсем не знал.
— Что в лоб, что по лбу. Однако видели все-таки? Может, и парой слов перекинуться приходилось, а? Впрочем, после наезда Мухина…
— Надеюсь, вы не подозреваете, что мы сговорились?
— Откуда мне знать, есть ли у вас нужда сговариваться. Вижу только, что сегодня ничего нового вы мне не сообщите.
— Почему — сегодня? А завтра? Послезавтра?
— Завтра, может, и вспомнится мелочь какая…
— Мелочь? Чтобы вам было что раздуть? Послушайте…
— Меня зовут Игорь Николаевич.
— Очень приятно, Игорь Николаевич. — Курилов выскочил из-за стола.
Как и Витковский, он готовился к этому разговору, но обладал совсем иным темпераментом, чтобы прервать его так быстро, прервать, не закончив, остаться в неопределенности, снова в ожидании.
— Вы напрасно заторопились. Я негостеприимный хозяин. Даже присесть вам не предложил. Но ведь и вы гость особого рода. Виноват, не знаю, кто из нас должен распоряжаться. Не в сознании вины, разумеется, а лишь учитывая служебный характер визита.
— Визит мой не может ограничить рамки вашего гостеприимства.
— В таком случае присаживайтесь, прошу вас. Вам нет никакого смысла уходить. Я не собираюсь вспоминать месяц или два. Если что и придет в голову, лучше сейчас, сейчас…
— Лучше так лучше, — согласился Мазин и подвинул к себе стул.
Курилов осторожно потрогал пальцами щеки, он забыл о них, выскакивая из-за стола.
— Все это так давно было, — Он быстро поправился: — Вернее, ничего не было. Мы встречали эту девушку в столовой, заговаривали иногда, шутили, как водится. Она интересная была, заметная.
— В нее влюблялись?
— Только не я, — откликнулся Курилов живо.
— Почему же?
— Не в моем стиле. Я бы сказал, телесная особа.
— Полная?
— В пределах нормы, пожалуй, но весьма подчеркнутой нормы.
— А вы предпочитали девушек облика духовного?
— Вас и это интересует?
— Если вас смутил мой вопрос…
— Почему же? Пожалуйста. Мне не нравятся женщины, к которым мужики липнут, как мухи к блюдцу с недоеденным вареньем. Мужу ее я не завидовал.
— Вы видели его?
— Не приходилось.
— А ваши друзья? Они тоже были равнодушны к этой женщине?
— Понятия не имею.
— Не замечали?
— Ну, Мухин всегда был бабником.
— А Витковский?
— Стас не из тех, кто охотно раскрывает хляби душевные. Нет, нет, мне ничего не известно.
— А еще в одной комнате жили! — Мазин засмеялся: — Не наблюдательный вы друг.
— Я готовил себя к специальности историка, а не сыщика.
Мазин вызов отклонил, заметив, что Курилов весьма уклончиво ответил на его вопросы.
— Вы еще и журналист?
— Балуюсь изредка заметками.
— Краеведческими?
— Разными. Критиковал больше. Но это в прошлом. Охладел, знаете. Заработок мизерный, а результат и того меньше. Васька-то слушает да ест. Кроме того, общение с древностями отвлекает от суеты.
— Вы здесь постоянно живете? — спросил Мазин, оглядывая комнату.