— Это понятно… Вот ты же из Москвы, а в какой школе учился, где жил, наверное, очень хочешь встретиться с мамой…
«А вот это попадос… Никитос…» — я же ничего про это не знаю.
— Что же ты перестал рассказывать? Или послушаем другого юношу? Да, чуть не забыл, а как зовут директора Школы ФЗС № 4? Той, что в Хамовниках? Как, ты не знаешь имя директора своей школы? Забыл? Ну, война… бывает, а как имя — отчество твоей мамы? Никита Петрович, подскажите, пожалуйста. — генерал посмотрел на диван.
С дивана поднялся парнишка года на два постарше Никиты.
— Мою маму зовут Нина Ивановна Каплич.
— Спасибо, Никита Петрович. Берите своих одноклассников и можете идти — вас отвезут к кинотеатру, где вы что…?
— Где мы смотрели кино. — сказал один из мальчишек.
— Пра — виль — но! — по слогам произнес генерал. Благодарю за помощь, всего хорошего!
Когда ребята вышли из комнаты, в комнату зашел худощавый, горбоносенький человек, с копной черных вьющихся волос и пронзительным взглядом, сел напротив Никиты и стал пристально его изучать. Генерал заговорил жестче:
— Значит так Никита, или как там Вас могут звать, юноша. Представьте удивление настоящего Никиты Каплича, когда его наградили третьим орденом! Молодец, здорово воюешь и фрицев бьешь. Только вот кто ты на самом деле? Советую рассказать все честно, маленькая ложь вызовет большие подозрения.
— А вы в мой бред поверите? Его же не получится проверить?
— Рассказывай, а мы на тебя посмотрим и решим — верить или нет.
И Никита рассказал… Генерал — лейтенант улыбался, но как только странный дядька кивал, улыбка слетала с лица военного. Некоторые вопросы были заданы по-немецки, Никита постарался на них ответить.
— Между прочим, Иван Иванович, юноша неплохо владеет немецким! Из него будет толк!
— Я это подметил, товарищ Волков.
Через 4 часа вопросов и ответов, худощавый задал очередной вопрос:
— Как понять, дети диверсанты, осень, 1943 год…? Да, не задавай глупые вопросы, иногда читаю мысли. Да — гипнотизер! — ответил он на возникший у Никиты в голове вопрос.
— Дети — диверсанты, это…
Оберлейтенант Шинык, толстый, лысый, с бегающими глазками, шел на доклад к прибывшему из Берлина высокому чину Абвера — Берндту. А что докладывать? Он требовал найти 30–40 мальчишек, а их нашлось только 11.
— Шинык, это не результат! Вы же понимаете, что не весь материал пройдет подготовку до конца! Подключите к работе завербованных русских. Пусть подберут еще кандидатов, отработают со старостами деревень, пусть проедут по детским домам… Неужели из района Орша — Смоленск нельзя найти 30 — 40 голов приличного материала? Особенно, пусть обращают внимание на обиженных прежней властью, другими детьми, их проще расположить к себе лично и нашему делу.
Мальчишек собрать за неделю! Желательно, возраста 13–15 лет, они уже что-то соображают и их легче обработать. Можно чуть старше, но, чтоб выглядели младше. Если справитесь — в Германию с ними отправитесь вы! За вашей карьерой слежу я и сам Господь Бог!
Староста деревни Мосолова гора Шатров низко поклонился Шиныку.
— Список мальчишек готов?
— Яволь, господин Шинык!
— Отлично, кандидатов отловить — в сарай, чтоб не сбежали, а послезавтра привезти в здание приюта, там сейчас готовятся помещения.
Бывший военнопленный, а теперь агент Абвера, бывший лейтенант Горохов, приехал в детский дом с группой немецких солдат и полицаев.
Перед ним построили мальчишек 12–14 лет.
«Да уж, — думал Горохов. — И кого здесь отбирать? Мелкие заморыши. Четверо, более- менее — крепкие. Правда, один из этих крепких был недавно (и частенько) бит — с фингалами свежими и уже позеленевшими. Интересно, за что? Правда и у остальных были отметины на лицах, но меньше. Дерутся, это — хорошо!»
Четверо остались стоять перед Гороховым, остальные были отпущены.
— Кто хочет закурить? — Горохов достал пачку сигарет. Проследил взгляды ребят, понял, кто без курева жить уже не может. — Тот, кто принесем мне эту пачку сигарет. В награду получит ее и еще буханку хлеба и банку тушенки!
После этого бросил пачку на землю в нескольких метрах от себя. Трое мальчишек бросились на пачку, вырывали устроили серьезное побоище. Только один, остался стоять с независимым видом, скрестив руки на груди, смотрел на драку, как на возню червяков в пыли, а потом произнес сквозь зубы: