В конце августа ребят посадили в самолет. Он взял курс на Минск. Часть ребят высадили там, остальные полетели в Смоленск. Потом перевезли в Оршу В Орше оказался и Никита. Он был в паре о «Стрижом». В ночь на 29 августа мальчишек переодели в старенькую одежку, дали холщовые сумки, выдали по три «уголька», немного продуктов, деньги брали не считая — сколько ухватил рукой из мешка.
В полы брюк были зашиты резиновые трубочки с паролем:
«Sonderauftrag! Sofortdem 1 С fortführen!»[3]
К Никите подошел «Стриж».
— Слушай, а Горохов — то наш — разведчик, сказал, что если кто-то хочет быстрее перейти к нашим, то надо через 10 минут подойти вот к тому сараю, он даст пароль.
— И что ты ответил? — разволновался Никита.
— Ничего, сказал, что спрошу и скажу ребятам…
— Дешевый развод…
— Чего? — не понял «Стриж».
— Провокация, говорю. Пристрелят тех, кто туда придет. Делаем так, как я сказал…
1 сентября 1943 г. в Управление контрразведки «Смерш» Брянского фронта явились два подростка: Крутиков Михаил, 15 лет, уроженец г. Борисова БССР, русский, образование 3 класса, и Маренков Петр, 13 лет, уроженец Смоленской области, русский, образование 3 класса.
Мальчишки признались, что они — немецкие диверсанты, что немцы, кроме них забросили с подобным заданием ещё двадцать девять диверсантов, и дали их подробное описание.
Все 29 детей отказались выполнить это задание, однако контрразведка, на будущее, разослал всем своим органам ориентировку, в которой инструктировало относительно подростков и детей, находящихся в районах железнодорожных станций.
Ведь была еще одна пара «Сыч» и «Зяблик» и был тридцатый — «Кукушонок»…
В 4.30 утра Серегу и Никиту разбудил «родной отец» Сержант Волков. Принес старые, грязные кальсоны и нательную рубаху.
— Переодевайся, Сережа.
— Зачем?
— А правда, зачем ему? Пусть голый в канаве валяется, пока его найдут. Будем считать, что я позарился на новое нательное белье, что было на нем, — пояснил, недоумевающему Сереге Никита. — Ты что, забыл? Я тебя «убил» и бросил в канаву. Зачем хорошее добро переводить, вот тебе драное старье и принесли, понял?
— Свиную кровь не забыли? — это уже был вопрос сержанту…
Никита ходил по рынку, с полным вещмешком за левым плечом, ждал, когда появится «Сыч» и прислушивался к разговорам торговок, которые рассказывали о сегодняшнем происшествии истории, одну страшнее другой…
— Петровна, а ты что, еще не слыхала? Щас расскажу, слухай! Утром, недалече от сюда, в канаве нашли мальчонку, раздетого и без головы — чтоб не узнали, кто это; и с куском вырезанного мяса! Говорят, людоед у нас завелся!
— Да нет! Брехня! Я сама видела. Это мальчонка — солдатик, вчера по рынку ходил, глупенький, деньги большие показал… У меня сало купил. а потом к Абрамычу пошел и часы взял…
— Да ладно!? Ой. что творится, бабоньки!
«Вот так устраивай „театр“, все равно — все переврут», — подумал Никита.
Никита уже заметил «Сыча», но он почему-то не подходил. Двинулся на встречу…
— Здорово! — подошел «Сыч».
— Поздоровее видал! — ответил Никита.
— Отойдем?
— Само — собой! — пошли в подворотню.
— «Кукушонок», я знал, что ты — зверь, но ты оказывается еще и людоед! Зачем пацана кусками резал? — без тени шутки спросил «Сыч».
— А ты зачем «Зяблика» сварил и съел? — прощупал Никита вопросом интересующую тему: местонахождение второго агента из пары.
— Это не я … Это дядя Лёва… «Заблик» «ссыкать» стал, дядя Лёва его ножом…
— Понял… По пацану — «бабкины сказки» … просто чуть придушил спящего, а потом связал и поспрашивал, что к чему… а потом в канаву.
— Голову зачем отрезал, чтоб не узнали кто такой?
— Да не пилил я никакую голову, я ж тебе сказал — бабкины сказки, так немного ножом потыкал… На, получай, что я обещал. — Никита протянул вещмешок.
— А я думал, ты в форме, значит одеждой меняться будем…
— Нужна мне твоя одежда, может она со вшами! У солдатика 2 комплекта было, новый я себе взял, тебе старый. Все, бывай, у меня своя работа есть…