Стоп. Я не уступлю бессмысленной похоти. И у меня даже не возникло таких смехотворных мыслей, если бы он не был самым горячим парнем, которого я когда-либо встречала.
— Ваше Величество, — Амелия отходит в сторону, и я сталкиваюсь с объектом моей инста-похоти. Этот объект снял свой темный пиджак и в настоящее время был только чисто белой рубашке и черных брюках.
Мое сердцебиение учащается, и в горле становится сухо. У меня не так много опыта с мужчинами, но клянусь, что мышцы шевелятся в его горле, когда он смотрит на меня. Ночная рубашка с длинными рукавами доходит мне до лодыжек, но чувствую себя голой под его горячим взглядом.
— Амели, подожди, — мой голос звучит пискляво, как у мыши.
Амели, вероятно, даже не услышала меня, потому что она, сделав быстрый реверанс, уходит. Дверь закрывается за ней с мягким стуком.
И я остаюсь с принцем наедине.
Глава 6
Сердце колотится у меня в ушах. Хуже того, я слышу звук поворота ключа.
— Ты закрыл дверь?
У него вырывается смешок.
— Успокойся, Кэт, — говорит он, его голос глубокий, теплый и поразительно чувственный. — Я не собирался укладывать тебя в постель, как бы ни была привлекательна эта идея. Блокировка двери — всего лишь предосторожность. Предположим, Амелия зайдет в нашу комнату утром и обнаружит, что мы не разделили ложе? Помни, мы должны поддерживать видимость.
— Ооо, — я не думала, что слуги могут войти без стука. Да и Амелия, похожа на человека, который умеет быть сдержанным. — Правильно. Хорошо. Тогда я займу кресло и…
— Исключено. Моя жена не будет мерзнуть, — он пересекает комнату, и на секунду думаю, он коснётся меня, но Эдвард садится в кресло в нескольких шагах от меня.
— Мы должны поговорить.
Внезапно, идея с закрытой дверью кажется мне отличной.
— Хорошо, — я откидываю прядь волос, упавшую мне на глаза, и это движение заставляет мою ночную рубашку соскользнуть немного ниже, обнажая ключицу. Эдвард отводит взгляд, но предательский румянец начинает разливаться от его ушей. Хватаю завязки и дергаю их, затягивая на плечах, интересно, сколько ему лет. Он определенно не тот принц-плейбой, о которых можно прочесть в любовных романах.
— Появлялся ли кто-нибудь необычный, например, гоблин, или другое сверхъестественное существо?
Я озадаченно качаю головой.
Он поджимает губы, видимо, на мгновение глубоко задумавшись.
— Ты помнишь хоть что-нибудь до того как проснулась в этом мизерном платье?
Мне требуется мгновение прежде, чем понимаю, что он имеет ввиду мою «Victoria’s Secret»
— Хорошо, пока не потеряла сознание, я была… дома, — лучше не говорить ему о том, что была у Джейсона. Судя потому, что он краснеет, только от вида моей ключицы, даёт мне понять, что в Ателии придерживаются достаточно строгих нравов и правил приличия. По крайне мере, что касается Эдварда. — Я приняла душ и уже была готова уснуть, когда из ниоткуда появилась книга. Меня засосало в нее и следующие, что помню, это как проснулась в той маленькой комнате. Потом вошел ты.
— О какой книге ты говоришь? Это была старая книга с картинками, «Золушка», что ты случайно порвала и перенеслась в Ателию в свой первый раз?
— Нет, это обычная книжка в мягкой обложке, пересказ «Золушки». Конечно не новая, она была у меня несколько лет, со старшей школы, но это одна из моих любимых книг, и я знаю, что с особым вниманием относилась к ней, — стоп, подождите, когда мы были в поезде, разве он не говорил, что я разорвала на части «Уродливая сводная сестра»? Почему он говорит о какой-то старой книге с картинками под названием «Золушка»?
И тут понимаю, что меня смущало так долго: у меня была старая книга Золушки, но она, кажется, пропала, хотя помню, что убирала ее в коробку на чердаке. Но когда мама попросила меня разобрать чердак для дворовой распродажи, ни как не могла её найти.
Эдвард хмуриться. — Ты говорила, что прошло уже несколько лет с тех пор, как ты училась в старшей школе.
Киваю, удивляясь, почему он спрашивает.
— Думаю, семь лет. Я получила книгу, когда Габриэль… В последний год моего обучения в школе.
— Я думал, почему ты выглядишь немного иначе, чем я помню, — говорит он медленно. — По-видимому, объяснение заключается в том, что ты постарела на семь лет с тех пор, как я встретил тебя. Это означает, что тебе должно быть двадцать четыре. Однако мне еще предстоит понять, по какой причине здесь время осталось прежним.
Часть меня сердится, когда он использует слово «постарела», ведь двадцать четыре отнюдь не старость… хотя, может по меркам Ателии?