Напряжение — плотное, удушливое, пугающее напряжение протягивается между нами. Смотрю на него вызывающе, но мои ладони потные. Образ отца кричавшего на маму за несколько дней до того, как они подали документы на развод, мелькает в моей голове. Мой страх, должно быть, отразился на моем лице, потому что Эдвард внезапно отвернулся. Его плечи упали, и его сжатые кулаки расслабились.
— Уже поздно, — наконец говорит он. — Одевайся на ужин.
И он уходит в кабинет, оставив меня, пялиться на дверь моей спальни. Это первый раз, когда мы поссорились. Возможно, мне следует извиниться за отказ быть с ним честной. Но тогда придется сказать ему, почему я отправилась к собору, и не хочу даже представить его реакцию.
Есть причина, почему сказки Гримм редко рассказывают нам, что происходит после того, как принц и принцесса выходят замуж. Жизнь после брака никогда не бывает сказочной.
Король и королева чувствуют, что что — то не так. Конечно. Независимо от того, как много мы притворяемся, ссора испортила наше настроение и сделала нас излишне жесткими и формальными во время еды. Даже Эдвард, который, как правило, хорош в том, чтобы притворяться, не может избежать пристального внимания его родителей на этот раз. Ночью, когда он еще наставляет меня в вопросе культуры Ателии и её обычаях, его тон безразличный, взгляд его лишен любви, и он ни разу не переходил на флирт.
Признаю, что скучаю по тому, как он смотрит на меня, как будто я единственная девушка на планете. Когда Эдвард был прекрасным мужем и возлюбленным, чувствовала себя обремененной его вниманием. Теперь, когда он холодный и отстраненный, чувствую себя обездоленной. Все, что могу сделать, это поддерживать безмятежный вид, и ненавижу признаваться себе в том, что скорее предпочитаю обожающего меня Эдварда, чем наоборот.
Хотя он ведет себя, как простой друг, Эдвард не показывает никаких признаков того, что готов отпустить меня. С тех пор как мы поссорились, он охранял меня, как ястреб. И не только Эдвард. Кажется, Амели, Мейбл и Бертрам следили за мной, всякий раз как я покидала свои комнаты или когда выходила из-за стола после еды. Не знаю, приказал ли им Эдвард еще больше следить за мной, но знаю, что он нервничал.
Пытаюсь заниматься письмами и книгами в библиотеке. Я действительно думала о возвращении в часовню, но предпочитала бы дождаться, пока утихнет шторм. Не боялась Эдварда, но лучше избегать неприятностей, особенно когда слуги также ощущают напряжение между нами.
— Не это платье, — говорю я однажды, когда Мэйбл достает из моего гардероба нежно голубое платье с открытыми плечами настолько сильно, что можно было бы вместить слона. — Вырез слишком низкий. И что с этим графином на тумбочке?
— Я… Я думала, что Его Высочество не возражает, — Мэйбл нервничала, но цеплялась за голубое платье, как, будто оно стоит миллион. — Амели и я подумали, что он, возможно, смягчится, если вы оденете это, и предложите ему стакан. Бертрам сказал нам, что Его Высочество был счастливее с тех пор, как встретил Вас, но за последние несколько дней он, ни разу не улыбнулся.
Вздыхаю.
— Все не так просто. Он не успокоится только из-за платья.
— Но он обожает вас, — настаивает Мейбл, ее круглое лицо — олицетворение искренности. — Конечно, он предпочел бы поцеловаться и помериться?
В конце концов, я сдаюсь, но при условии, что накину шелковую накидку. Мейбл уступает, но она заставляет меня пообещать, что я сниму накидку, когда мы Эдвард останемся наедине.
Амели приходит через мгновение после того, как Мейбл заканчивает заплетать мои волосы. Будучи замужней женщиной, я должна постоянно носить прическу. Только мой муж или родители могут иметь «привилегию» видеть меня с распущенными волосами.
— Мисс Элли хотела бы увидеть тебя.
Элли. Настоящая Золушка. О, мой Бог. Я собираюсь встретить персонажа, о котором читала в «Уродливой сводной сестре», с девушкой, которую Катриона попыталась подтолкнуть к принцу, но тот, кто в результате попался, стал его двоюродный брат.
— Пригласи её.
В комнату входит прекрасная девушка. Волнистые, медового цвета волосы и большие, голубые глаза. Гладкая, безупречная кожа цвета сливок. Лицо свежее, как розовая роза. На ней простое белое платье, и кроме серебряного кулона на шее у нее нет никаких украшений или аксессуаров. Но ее руки выглядят грубыми и мозолистыми.
— Привет, — говорю я немного нервно, недоумевая, как встретила ее, когда мне было семнадцать. — Круто… Эм… Рада увидеть тебя сегодня.