— Мне это было нужно, — бормочет Захар. — Ты моя женщина, ты мой друг, теперь вот стала хозяйкой моего дома. Ещё осталось стать матерью моих детей и бабушкой моих внуков. Мы поженимся, да?
— Вроде как я уже согласилась.
— Нет, я имею в виду на днях.
— Бульдозер снова взялся за своё. А я наивно полагала, что ты расслабился. Но мы уже и внуков запланировали.
— Я расслабился, — улыбается действительно счастливо. — Но всё равно буду считать часы до твоего возвращения. …Так что?
— Что?
— Поженимся в срочном порядке и останемся счастливы на всю жизнь? Без всяких сомнений, оглядок и страхов?
— А у меня разве есть выбор?
— А он тебе нужен?
— Нет. Я почему-то согласна, — пусть мы выглядим как сумасшедшие, но мы такие настоящие, не идеальные, но счастливые.
Мы выехали на рассвете, едва начало светать. Захар, отдав последние распоряжение охране, поцеловал меня в губы, молча, потому что из-за расстроенных чувств ему трудно было подобрать слова, теме более, что и так сказано было очень много. Он не хотел, чтобы я ехала, но понимал необходимость. Взъерошив волосы спящего Никиты, мягко толкнув дверцу, он взмахнул на прощание рукой. Правда, я тоже уже через двадцать минут испытала сильное желание вернуться, еле взяла себя в руки.
Первое время мы с малышом просто спим, затем поглядывая на сына, которому много не нужны лишь бы под рукой была любимая машинка, смотрю в окно, на проносящиеся унылые пейзажи ноября, много размышляю. Представляю, как отреагирует родня и знакомые на двух телохранителей за моей спиной, которым приказано ни на шаг от меня не отходить. Одного из них я знаю, это Алексей, поэтому мне немного легче воспринимать это мужское общество, фобия шевелится, но с ума не сводит. С небольшими остановками на разминку, перекус и туалет, в Козятин мы приехали ровно в полдень, как раз успели на церемонию прощания в церкви, где вёл службы мой отец. Тех, кто околачивался возле церкви тут же привлёк автомобиль такого класса, по Козятину такие иномарки не шастают. Затем, конечно, бросалось в глаза два одетых с иголочки амбала, сопровождающих меня на каждом шагу. Сегодня телохранители, по случаю похорон надели свои лучшие чёрные костюмы. Столь пристальное внимание воспринималось мной через чур болезненно, до покалывания кожи и знакомой тошноты. Подхватив Никиту на руки, я прошла внутрь прямо к первому ряду, заметив мачеху и Нину. То, что Нина тоже была здесь уже облегчало мою участь. На остальных я просто не смотрела, не могла выносить взгляды, спрятавшись за привычные, упавшие на глаза шоры.
— В церкви нельзя пищать, только тихонько разговаривать шепотом, — объясняю я на ушко притихшему сыну. — Сейчас мама кое с кем увидится, и мы поедем домой. Договорились?
Подхожу и просто киваю Нине и мачехе, которая тут же впилась в меня изучающим цепким взглядом. Я подошла к гробу всего лишь на несколько секунд, мельком взглянув на изменившееся из-за болезни исхудавшее тело отца.
— Я тебя прощаю, — шепнула я, чуть наклонившись к нему, и вернулась к Нине, взявшейся подержать Никитку. — На службе я не останусь, мы погуляем на улице, а после кладбища тут же обратно в столицу, — чуть ли не бегом кинувшись из церкви, с удовольствием набираю полную грудь воздуха.
— Злата? — окликнул меня …знакомый голос, из-за которого я, тем не менее, застыла каменным изваянием, собираясь силами обернуться. — Здравствуй, — Влад бросил быстрый взгляд на моих телохранителей, на бегающего рядом со мной Никитку, после чего принялся изучать выражение моего растерянного лица.
Влад. Как же я была влюблена, как хотела прожить вместе с ним до старости. Но когда я столкнулась с бедой — у этого человека не хватило ни сил, ни желания, из-за оскорблённой гордости поддержать меня и выслушать, защитить и разобраться во всём. Вместо этого он просто повернулся ко мне спиной и ушёл, будучи уверенным, что я его предала. Он почти не изменился, даже причёска осталась прежней. Хорошо сложён, широкие плечи, тёмный вьющийся волос, выразительные карие глаза, ровный римский нос и родинка не левой скуле. Интересно, о чём он думает, о чём вспоминает вот так глядя на меня?
Глава 21
— Здравствуй, Влад, — взяв себя в руки, спокойно произношу в ответ, отмахиваясь от воспоминаний, как от назойливых мух.
— Соболезную твоей утрате. Твой отец был достойным, уважаемым человеком. Пусть земля ему будет пухом, — он продолжает бросать заинтересованный взгляды на застывших рядом со мной телохранителей и прыгающего Никитку. О, видно, ему любопытно, как сложилась моя жизнь. Интересно, спросит ли он меня об этом.