Старик некоторое время думал.
– А кто платит за мою еду?
До сих пор Макс расходовал деньги деда и ответил несколько уклончиво:
– Дедушка, в конце концов, ты живешь у своего сына!
Старик снова надолго погрузился в размышления.
– Я не допущу, чтобы меня содержал дипломированный инженер! Парень, сходи-ка ты в банк и сними для меня денег. Я выпишу тебе доверенность.
– Достаточно будет пин-кода или чека на оплату наличными, – робко произнес Макс, испуганно посмотрев на деда.
Вилли Кнобель не доверял кодам и чекам, к которым кто угодно мог приписать нолик.
Вечером Харальд едва не налетел у входной двери на незнакомую женщину, которая в этот момент вынимала из кармана толстую связку ключей и явно намеревалась с их помощью войти в дом.
– Привет, я Йенни, – сказала она, гладя на него сияющими глазами.
Совершенно растерянный и ничего не понимающий Харальд против воли изобразил на лице встречную улыбку. Лишь потом он обратил внимание на белые брюки и догадался, кто она такая. Вот до чего дошло: совершенно чужие люди носят в кармане ключи от их дома! И все же он не посмел перейти на грубый тон с такой молодой и такой веселой женщиной.
– Вашему отцу с каждым днем все лучше, – продолжала беспечно болтать Йенни, когда они вместе вошли в прихожую. – Ваш сын тоже постарался, он так трогательно ухаживает за дедушкой.
– Я полагал, что он при смерти, – изумился Харальд.
– Не беспокойтесь, – утешила его Йенни, – мы его еще поставим на ноги!
Больше Харальду Кнобелю нечего было сказать. С едва скрываемой злостью он повесил пальто и исчез в своем кабинете. Так они не договаривались! В нем все кипело. Он отправился в ванную вымыть руки после долгого трудового дня и налетел на подъемник для больного. Его собственный бритвенный прибор лежал на консоли рядом с французской водкой, жирным кремом и чашкой, в которой плавали вставные челюсти.
В ванной комнате с давних пор царил порядок в соответствии с традициями родительского дома Петры. Согласно учению Петры о красках, каждому члену семьи отводился личный цвет для полотенец, мочалок и даже банных халатов. Для себя Петра выбрала красный, для Харальда определила синий; позже, когда дети подросли, Мицци получила розовый, а Максу достался желтый. Естественно, со временем чистое учение было немного размыто. В доме стали появляться полотенца в полоску или с узором, которые Петра не могла не купить в силу женской привязанности к красивым и веселеньким вещам. Однако Харальд по натуре был консервативен и оставался при своем строгом синем. И тут он с неприятным удивлением обнаружил на стене новые крючки, на которых висели темно-синие мочалки для нижних частей тела и желтые – для верхних. Его личная мочалка висела совсем рядом с отцовской, и ее без труда можно было перепутать.
Из соседней комнаты доносился смех Макса и Йенни. Пахло сигаретами. Петра, похоже, еще не вернулась с работы – на кухне не горел свет. «Не беспокойтесь, мы его еще поставим на ноги!» Черта с два! Не хватало еще, чтобы отец выжил его из собственного дома!
В этот миг Харальда первый раз посетила мысль: нельзя ли как-нибудь посодействовать папаше побыстрее упокоиться? Домашний врач посчитает само собой разумеющимся, что пациент после длительного отказа от пищи быстро ослаб и мирно скончался. Но это только пока. Значит, нужно во что бы то ни стало помешать Максу носить больному воду в постель.
6
Поздним вечером Харальд решился заглянуть в комнату Мицци, чтобы лично оценить состояние отца. На столе горела читальная лампа, старик не спал и при виде сына воскликнул:
– Поглядите-ка, к дедушке волк пожаловал!
– Как у тебя дела? – робко спросил Харальд. – Тебе здесь хорошо?
– Ubi bene, ibi patria![16] – последовал ответ.
– Я не понимаю латынь, – сказал Харальд, начиная раздражаться. – Это слишком высокий уровень для общения с сыном-неудачником.
На ночном столике Харальд заметил упаковку таблеток, стакан с водой, два пустых и один наполовину пустой стаканчик с пудингом. Некоторое время он хмуро, наморщив лоб, созерцал этот натюрморт.
– Ubi означает «где», а ibi – «там». Следовательно, где мне хорошо, там я чувствую себя дома, – перевел старик. – Собственно говоря, мне бы хотелось обратно в Доссенхайм, но вышло так, что меня волей-неволей перевезли сюда. В принципе, мне и у вас неплохо, разумеется, cum grano salis[17]. Из-за этой ведьмы Гримхильды[18].
– Это еще кто такая?