– А поставки проходят регулярно? – все любопытствовал он.
– Не жалуемся, – ответствовала Дама.
Когда развеска была окончена, она крикнула:
– Молодой человек, все готово.
Юноша в колпаке записал последнюю цифру в своей книжке и энергично приблизился к развешанным на тросе часам. Он поправил на носу свой оптический прибор и принялся подводить стрелки поочередно на всех часах, сверяясь с какой-то таблицей.
– Господин Пиркентор, сделайте перерыв, – прокричала Дама, направляясь к столику. Индеец хладнокровно продолжал пересыпать песок. Дама устало опустилась в кресло.
– Ну что же, недурно, недурно, – подсел к ней мсье Кочубей. Прихлебывая кофе, он откинулся на спинку:
– А вообще хорошо тут у вас, покойно. А знаете, откуда прислали молодого? – прикрыв рукой рот, процедил он.
– Не имею понятия. Нам уж кого пришлют, с тем и работаем, – вполголоса ответила Дама, перегнувшись через стол.
Спустя некоторое время Кочубей поднялся и громко объявил:
– Пора. Разрешите покинуть вашу теплую компанию. Тороплюсь. По дороге непременно нужно заскочить в Епископи, там, говорят, новую точку открыли.
– До встречи, мсье Кочубей, – нежно пропела Дама.
Ароматный мужчина раскланялся и шагнул в большую деревянную дверь с облупившейся краской на косяках, одиноко, безо всякого помещения, торчавшую посредине пустыни. Однако с другой стороны он не появился.
– Ушел, уехал, растворился, – зевнула Дама.
Она встала, потянулась, взяла прислоненный к креслу сачок и грациозно взобралась на трехколесный велосипед. Махнув рукой Индейцу, она закрутила педали и черной точкой замаячила на горизонте.
– Господин Пиркентон, не пора ли начинать? – продекламировала Дама, отставив чашку кофе, и поправила пенсне на большом красивом носу.
Дама посмотрела на облака, и они разорвались в клочья подобно тонкой прозрачной ткани, и длинные драные полосы потянулись от одного края пустыни к другому. Напротив дожевывал круасан юноша в шутовском костюме. Она подняла с блюдца перевернутую вверх дном чашку и, прищурившись, стала рассматривать узор, нарисованный кофе. Юноша наклонился с интересом вперед:
– Можно посмотреть?
– Хм, – хмыкнула Дама. – Это напоминает мне очертания одного прескверного городишки.
Она на мгновение повернула внутренности чашки в сторону юноши, а потом снова стала вглядываться в изображение.
– Да, а вот тут как раз часовая башня, холм и дальше улица…
Она склонялась все ближе и ближе к чашке, пока ее лицо не скрылось из виду, а потом и вся долговязая фигура не втянулась подобно сигаретному дыму в самую кофейную гущу. Молодой человек с бубенчиками взял чашку в руки и увидел город Z в облаке бурой сепии, будто запечатленный на поцарапанной пленке.
Она жила в квартире с высокими потолками и лепниной вокруг люстры. В этом городе она любила только пасмурную погоду, потому что тогда дома казалось особенно хорошо. В солнечную погоду слишком явно ощущалась возможность призрачного счастья, а без иллюзий жилось лучше, наедине с одиночеством, грустными стенами и старой мебелью. Но если прибавить к этому джаз двадцатых годов, полки с книгами, кресло-качалку, плед, альбомы с живописью и кофе, то получалось совсем неплохо. Филологическое образование позволяло ей заработать на хороший дорогой кофе и интеллектуальное чтиво. Контора, куда она ходила по утрам на работу, занимала большую часть ее времени и минимальную часть ее жизни. Хотя надо признать, именно эта самая контора изменила ее существование.
Однажды в начале сентября к ним в отдел принесли горящие путевки. Большинство сотрудников уже побывали в отпуске летом и поэтому стали уговаривать поехать ее. Особенно расхваливали Сфакион с удобными гостиницами и чудесным пейзажем. Она восприняла эту идею без энтузиазма, но согласилась быстро. Отправляться нужно было через неделю.
Сфакионом назывался небольшой средневековый городок, устроенный в горах. Гостиница располагалась не в самом городе, а высоко на склоне хребта, и из номера открывался шикарный вид на близлежащие вершины и распластавшееся у подножия море. Дорога от гостиницы огибала Сфакион и, петляя, спускалась к воде. А сам Сфакион лежал на выдающемся вперед круглом утесе, и глядя из окна казалось, что это огромная плоская тарелка с зажаренными на солнце морепродуктами из черепичных крыш и белых башенок.