Заканчивая очередной этюд, она почувствовала легкий ветерок, развеивающий послеобеденный зной, и до нее стали доноситься звуки оживающего городка. Отложив в сторону картинку, она снова увидела вчерашнего собеседника. Он сидел на том же месте с неизменным стаканом вина в руке. Она махнула ему, и, как вчера, он подошел оценить ее работу. Одобрительно кивая, он улыбался.
– Fortunatto, – сказал он, протягивая свободную руку.
Она тоже представилась.
– My house, – объяснил он, показывая на дом, в котором находилось кафе.
– А-а, – закивала она. – I'm from Z.
– Z? – недоуменно покачал он шевелюрой, слегка тронутой сединой.
Улыбаясь, он смотрел, как она складывает бумагу и мелки. Она встала, на сей раз кокетливо махнув ему рукой, и повернулась, чтобы уйти, как вдруг услышала родной язык:
– Не хотите ли посмотреть мой дом?
Она удивленно оглянулась.
– You – my house? – показывал он указательным пальцем на нее, а потом на свой дом, как ни в чем не бывало.
От неожиданности она пожала плечами, как будто не понимая, в чем дело, снова махнула рукой и поспешила вверх по улице. Но снова услышала вслед:
– Синьора, идемте, не пожалеете!
Она подумала, что перегрелась на солнце. Осторожно повернулась и увидела все то же улыбающееся лицо:
– You – my house! Guest! – кивал он, поднимая стакан.
Раздумывать было некогда, ей стало до жути любопытно.
– Ok, – сказала она и повернула обратно к кафе.
Он пропустил ее вперед в низкую зеленую дверь, выдолбленную в толстой белой стене. Внутри было темно и прохладно. Прижимая папку к себе, она озиралась по сторонам. Вверх и вниз уходила деревянная винтовая лестница с изящными перилами. Фортунатто щелкнул пальцами, и отовсюду полился мягкий свет. Он приглашающим жестом повел ее наверх. Внутри дом оказался удивительно просторным, и как в волшебном лабиринте, в нем открывались все новые и новые комнаты, переходы и лестницы. Каждая комната была заставлена старинными вещами, мебелью красного дерева и африканскими черными скульптурами, но больше всего там оказалось часов.
Часы были в основном дорогие, вставленные в богатые тяжелые оправы, украшенные скульптурными композициями с чернокожими красавицами или огромными масками языческих демонов. Бдительные глаза циферблатов глядели со всех сторон, отчеканивая секунды. Наконец Фортунатто предложил ей присесть на мягкий белый диван перед прозрачным столиком, в центре которого стояли большие песочные часы в золотом корпусе.
– You like? – спросил он, все так же смягчая «ль».
– Oh, yes! – восторженно ответила она.
– I lived Africa, – пояснил он, указывая на черные фигуры.
– I see, – отозвалась она.
Он подошел к большому старинному буфету и налил два стакана красного вина из темной узкой бутылки. Она сделала глоток и уловила звуки голоса Эллы Фитцджеральд, постепенно заливающего комнату… Yes my heart belongs to Daddy, and my Daddy belongs to my heart, – задвигались невольно ее губы. Все происходящее казалось странно знакомым, словно кем-то угаданным и нарочно подстроенным. Вино необычайно быстро ударило ей в голову, очертания предметов становились все более нечеткими. Ее привел в сознание голос Фортунатто, теперь он сидел в кресле в дальнем углу комнаты с трубкой в зубах.
– Где-то за пределами чувств, в пустыне разума, – услышала она сквозь пелену наваждения, – там, где смыкаются мир и земля в прозрачно-пепельной гармонии безвременья, в вечном и непрерывном теперь, куда есть вход и откуда нет выхода, – вас ждут. Там, в долине Ничто, для вас есть место. Там, в мире Пустоты, идет кропотливая работа: диспетчеры времени считают мгновения, фиксируют каждое уже-не-теперь, учитывают каждую песчинку часа, отмечают мельчайшие единицы вечности для того, чтобы люди здесь могли не помнить о «теперь», чтобы они забывались и терялись в блаженстве жизни, растворяясь в ее потоке. Но как только уже-не-теперь пропущено по недосмотру или халатности и не записано в книге Хранителя Времени, один человек в мире проваливается в пропасть между «уже» и «еще-не-теперь», и с тех пор он больше не может жить по-прежнему. Он безумно ищет выхода из тупика времени, нарушая гармонию потока, и тогда его отправляют туда, в точку Хроноса, – Фортунатто сделал паузу и пристально посмотрел на нее. – Как только вы остановитесь на краю пропасти, достаточно сказать «теперь», и вам откроется выход.
Дама с открытым ртом слушала его неспешную речь, проговоренную без малейшего намека на акцент. Когда он замолчал, она подняла стакан с недопитым вином, но тут же передумала допивать, с сомнением поглядев на собеседника. Она поставила стакан на столик: