Солярная символика у Святослава и его сына Олега
Рис. 5. Возвращение войска Святослава.
Миниатюра Радзивилловской летописи
Что касается его отца Святослава, то в летописной миниатюре на навершии знамени его дружины мы видим большой шар (рис. 5). Проанализировав более 3,5 тысячи изображений знамен в Древней Руси в рукописях, М. Г. Рабинович отмечает, что на их навершии изображался либо знак Рюриковичей в виде трезубца или двузубца, либо шар, причем желтого цвета: «На миниатюрах Лицевого свода навершия стягов изображаются всегда одинаково: в виде желтого кружочка или шарика»[133]. Аналогичные изображения встречаются и в более древней Радзивилловской летописи, причем традиция помещать шар на навершие знамени, как мы видим, восходит еще к языческой эпохе. Что же символизировал собой этот шар желтого цвета? Ответ на этот вопрос помогает получить сохранившаяся до XIX в. у русских крестьян традиция изображать Егория-Ярилу, о солнечной природе которого говорилось выше, в посвященный ему день 23 апреля: «В этот день в первый раз воздвигали изображение бога Ярила: палку с шаром или с конской головой…»[134] В сербской сказке «Почему у людей ступня неровная», сюжет которой мы рассмотрим ниже, солнце, наподобие знамени, носит на палке царь чертей. Как русский обряд, так и сербская сказка были записаны достаточно поздно, и мы могли бы еще сомневаться в том, действительно ли шар на древке символизирует собою солнце, если бы у нас не было свидетельства, восходящего к эпохе самого Святослава. Взаимозаменяемость родового знака Рюриковичей и изображения дневного светила на навершиях древнерусских стягов, отмеченную М. Г. Рабиновичем, великолепно иллюстрирует костяная пластина из Саркела — Белой Вежи, завоеванной Святославом, — датируемая эпохой правления этого князя. На одной стороне пластины был изображен княжеский знак Святослава в виде двузубца, а на другой — солнце с точкой посередине и отходящими от него двенадцатью лучами (рис. 6). Подобная композиция доказывает не только тесную связь между этими двумя символами великокняжеской власти, отмечавшуюся и на материале древнерусских знамен, но и существование отмеченной выше числовой символики дневного светила у восточных славян как минимум уже при отце Владимира. Смысл же помещения желтого шара на навершие знамени помогает понять известие немецкого хрониста Титмара Мерзебургского, так писавшего о западнославянском племени лютичей, так подчеркивавших во время войны свои языческие верования: «Видя перед ратью своею священные знамена, лютичи верили, что идут за своими богами». В другом месте этот же автор подчеркивал, что «лютичи шли в поход, неся перед собою своих богов»[135]. Поскольку знамя было сакральным предметом, зримым символом божества, то помещение на нем изображения солнца показывало, какая сила ведет за собой русских воинов.
Рис. 6. Костяная пластина из Саркела — Белой Вежи, X в. (Источник: Артамонов М. М. История хазар. СПб., 2001)
Кроме того, косвенным доказательством связи княжеской власти на Руси с солнцем уже при Святославе является наличие солярных черт не только у его незаконнорожденного сына Владимира, но и у его законного сына Олега, посаженного отцом править у древлян. Одним из немногих князей, упоминавшихся в русском героическом эпосе наряду с архетипным Владимиром, является Вольга Святославович в былине «Вольга и Микула Селянинович», в котором исследователи не без основания видят сводного брата будущего крестителя Руси. С первых же слов данная былина однозначно проводит параллель между этим сыном Святослава и дневным светилом:
В данном тексте примечательна не только отмеченная связь между солнцем на небе и князем на земле, но и мотив оборотничества, чудесным образом присущего этому князю. Далеко не случаен и выбор сказителем былины тех животных, в которых может оборачиваться сын Святослава. По мнению целого ряда исследователей, княжеский знак Рюриковичей в виде двузубца у Святослава и трезубца у его потомков представлял собою схематизированное изображение именно сокола, параллелизм которого с русскими князьями неоднократно обыгрывался и автором «Слова о полку Игореве». Волк, как уже отмечалось ранее, был животным как сербского Дабога, так и восточнославянского божества весеннего солнца Ярилы, перешедшего впоследствии от него «по наследству» к двоеверному Егорию-Юрию. В этом мифологическом контексте нам также становится понятным, почему в русских сказках ездовым животным и ближайшим помощником Ивана-царевича оказывается именно волк. Что касается щуки, то опа как один из символов княжеской власти впервые встречается нам на Пневищинском камне, надпись на котором с помощью русской дохристианской письменности была высечена по княжескому повелению ориентировочно в VI–VII вв.[137] Заслуживает внимания и ритуально определенное количество дружинников, которое вместе с Вольгой составляет ровно тридцать человек — по числу дней в месяце (ровно такое же количество волков фольклор приписывал и Яриле-Егорию). Поскольку эпос однозначно связывает с дневным светилом как Владимира, так и Олега Святославовичей, это заставляет нас предположить наличие подобной же черты и у их отца.
Ритуальная неподвижность исторического Игоря и былинного Владимира
При описании былинного образа Владимира Солнышко, этого архетипа русских князей, нами уже отмечалась одна его странная деталь — его неподвижность и полная отстраненность от походов и ратных подвигов. Подобная неподвижность находится в полном противоречии не только с историческим Владимиром Святославовичем, совершившим за свою жизнь много походов, но и с описанием в эпосе сравнимых с ним по положению верховных правителей других индоевропейских народов. Хоть во французском средневековом эпосе центральную роль занимает граф Роланд, однако и император Карл Великий не только вершит суд и возглавляет войско в походе, но и лично сражается с верховным правителем сарацин и убивает его. Еще более деятельным оказывается король Артур в английском эпосе, совершивший еще большее количество подвигов. Таким образом, неподвижность былинного Владимира оказывается в противоречии не только с реальной жизнью его исторического прототипа, но и с законами эпического жанра. Происхождение этой странной черты русского эпоса для нас станет ясным, если мы сравним положение Владимира в былинах с описанием двора киевского великого князя, которое со слов русских купцов сделал мусульманский путешественник Ахмед ибн-Фадлан, встречавшийся с ними на Волге в 922 г.: «Из обычаев русского царя есть то, что во дворце с ним находится 400 человек из храбрых сподвижников его и верных ему людей, они умирают при его смерти и подвергают себя смерти за него. <…> Эти 400 человек сидят под его престолом; престол же его велик и украшен драгоценными камнями. На престоле с ним сидят сорок девушек (назначенных) для его постели, и иногда он сочетается с одной из них в присутствии упомянутых сподвижников. Он же не сходит с престола, а если желает отправлять свои нужды, то отправляет в таз. Когда он желает ездить верхом, то приводят его лошадь к престолу, и оттуда садится он на нее; а когда желает слезть, то приводят лошадь так, что слезает на престол. У него есть наместник, который предводительствует войсками, нападает на врагов и заступает его место у подданных»[138]. О достоверности этого описания свидетельствует то, что в несколько ином виде оно встречается еще у одного восточного автора, Мухаммеда ибн Ахмеда ибн Ийаса ал-Ханафи, который так пишет о русах: «Есть у них царь, сидящий на золотом троне. Окружают его сорок невольниц с золотыми и серебряными кадилами в руках и окуривают его благовонными парами»[139]. Судя по времени, в какое Ибн-Фадлан получил от русских купцов данное описание, оно относится к Игорю, отцу Святослава и деду Владимира. Исходя из него, неподвижность верховного правителя Руси, в результате которой он, не касаясь земли, садится и слезает с коня, а также, не покидая трона, сочетается со своими женами и справляет свои естественные надобности, носит явно ритуальный характер. Данная ритуальная неподвижность предполагает ритуальную значимость и самой фигуры великого князя, что подтверждается как добровольным уходом из жизни после его смерти четырех сотен ближайших сподвижников князя, так и окуривание его благовонными парами во втором описании. Об этом же говорит и то, что великий князь, согласно ибн-Фадлану, не правит реально страной, что за него делает его наместник, а просто царствует. Типологически описание положения верховного правителя Руси, каким его рисуют восточные источники, весьма напоминает положение некоторых африканских королей: «Вблизи Кеп-Падрон (Нижняя Гвинея) был король-жрец Кукулу, живший одиноко в лесу. Он не мог касаться женщины, не мог покидать своего дома. Мало того, он должен был вечно сидеть на своем троне и даже спал сидя, так как было поверье, что если он ляжет, то наступит штиль и корабли не смогут плыть по морю. От его поведения будто бы зависело общее состояние атмосферы.
133
134
138
139