Дажьбог в восточнославянской устной традиции
О глубокой укорененности образа солнечного божества в народном сознании свидетельствует то, что в разных концах восточнославянского мира он продолжал бытовать под своим языческим именем в песнях и поговорках практически вплоть до настоящего времени. В д. Хмелино Череповецкого уезда Новгородской губернии Е. В. Барсов еще во второй половине XIX в. записал от крестьянки Ирины Калиткиной три таких поговорки: «Покучись Дажьбогу, управит понемногу», «Дажьбог все минет» в смысле «Полно тосковать», а когда чего-нибудь недоставало, то говорили: «Что тужить-то, о Дажь-Бог»[34]. Как отмечает в своем словаре В. И. Даль, в северных и восточных русских диалектах слово купить кому-нибудь о чем-либо означало «просить неотступно, униженно», «кланяться», «умолять», «домогаться», «докучать», ср. поговорки типа: «Кучился, мучился, а упросил, так бросил»; «Мучится, а никому не кучится»; «Покучься соседу»; «Насилу рубля докучился» и т. п. Что касается второй половины рассматриваемой поговорки, то слово управит имеет оттенок властности, словно напоминая о том, что тот, кто совершит данное действие, облечен властью — божественной и царской. Вторая же поговорка отсылает нас к представлению о цикличности движения солнца и, по всей видимости, несет в себе примерно такую же смысловую нагрузку, как выражение «Время все лечит». Задолго до того, как эта поговорка была записана на Руси, практически аналогичную мысль применительно к дневному светилу высказал античный писатель Ахилл Татий: «Ведь время — это лучшее лекарство от печали, оно одно врачует душевные рапы. Щедро радостью солнце; понемногу проходит даже самая глубокая скорбь, побеждаемая дневными заботами, хотя подчас избыток ее и вскипает в пылающей душе»[35]. Что касается третьего выражения, то оно в той или иной мере соотносится с представлением об этом боге как подателе благ. В этой связи стоит вспомнить, что в «Слове о полку Игореве» к семантическому полю Дажьбога относятся времена обилия, противопоставляемые его автором современному ему положению вещей.
Если все эти поговорки были записаны в Новгородской губернии, то в Рязанской губернии все в том же XIX в. люди, подтверждая правдивость своих слов, божились следующим образом: «Авосьта Дажба, глаза лопни!»[36] Подобное выражение далеко не случайно, поскольку возникло в результате пересечения двух мифологических представлений — связи солнца с глазами и роли дневного светила как блюстителя правды. Оба представления весьма архаичны и восходят еще ко временам индоевропейской общности. Первый мотив встречается нам в различных апокрифах, в которых христианские мотивы тесно перемешались с языческими. Так, в «Сказание, како сотвори Бог Адама» повествуется про то, что Бог создал первого человека из восьми частей «и поиде очи имати отъ солнца и остави Адами единого лежаще на земли»[37], а воспользовавшийся этим дьявол измазал его калом и тиной. Еще один памятник древнерусской письменности прямо утверждает: «Слнце объще око чловѣкомъ…»[38] Эту же черту мы видим и в славянских загадках: «Солнцу, как и месяцу, в загадках приписывается функция «смотреть» и объект обладания — один глаз, так, укр. солнце—одно око мае всюду заглядає…»[39] Аналогичный образ мы видели и в русской загадке, в которой солнце описано как не только говорящей правду, но и всюду смотрящей птицей. Тесная связь солнца и глаза нам встречается и в индоевропейской мифологии. Так, индийская Ригведа констатирует, что два важнейших небесных светила возникли из тела космического Первобога Пуруши:
В других ведийских гимнах солнце описывается как глаз более высоких, по сравнению с ним, по статусу богов Митры-Варуны (РВ VII, 61,1; X, 37,1). В этом качестве дневное светило наделяется всевиденьем (в одном из гимнов прямо говорится о «всевидящем солнце» — РВ 1,50,2) и, соответственно, всезнанием:
Про Сурью, одного из солнечных божеств, другой гимн говорит в аналогичных выражениях:
Орфический гимн древних греков так описывал космический образ Зевса, наделенного способностью всеведения:
Аналогичное утверждение мы видим и в одном из вариантов русского духовного стиха о «Голубиной книге», рассказывающего о творении Вселенной из тела Первобога:
Представление о связи дневного светила с правдой нашло свое отражение как в русских поговорках типа «Правда краше солнца» или «От всех уйдешь кривыми путями-дорогами, только не от очей солнечных», так и в старинном чешском обычае, когда от присягавшего в некоторых, особо важных случаях требовали, чтобы он стал лицом на восток, повернувшись к утреннему солнцу. Этот источник света не только следит за соблюдением людьми правды, но и способен наказать ее нарушителей. Отголоски этого представления нам встречаются в древнерусском апокрифе «Слово от видения Павла апостола». Видя сверху человеческие грехи, «Солнце многажды бо моляшеся Богу глаголя: Господи, все содержай, и доколѣ неправдѣ человѣчь терпиши и беззаконіи многих! Вели, Господи, да ихъ пожгу, да не творятъ зла»[43]. Исходя из этого древнего, языческого в основе своей представления 197-й псалом духоборов однозначно предписывал участникам этой секты следующее: «Солнце светит на всех правдою, такожде подобает и человеку быть не лживому, справедливому…»[44] Как видим, «Животная книга» духоборов не только подчеркивает параллелизм человека и солнца, но и изображает последнее как источник правды на Земле. Дневное светило выступает хранителем правды не только в памятниках письменности или учении отдельной секты, но и в таком жанре русского фольклора, как загадка. А. Н. Афанасьев приводит такую показательную загадку о солнце: «Сидит птица без крыльев, без хвоста, куда ни взглянет — правду скажет»[45]. К этому же комплексу представлений следует отнести и один из вариантов объяснения солнечных затмений, зафиксированный в XIX в. у украинцев: «Видя беззакония, творимые ежеминутно человечеством, солнце иногда в невыносимой горести закрывает лицо свое руками, отчего и происходят затмения солнца»[46]. Хоть само это объяснение механизма затмений более позднее по сравнению с образом пытающихся проглотить дневное светило космических чудовищ, тем не менее оно непосредственно восходит также к чрезвычайно архаической идее о связи солнца с правдой.
Чрезвычайно показательно, что в псалме духоборов именно солнце является источником правды. Исследовавшие лексику древнего славянского права В. В. Иванов и В. Н. Топоров отмечали, что «ргаѵъ имеет отношение к сфере упорядоченного, законосообразного, определяющего функционирование и самого мира (природный аспект) и отношений в обществе (социальноправовой аспект). Специфика славянской традиции по сравнению с другими близкородственными как раз и заключается в архаичной нерасчлененности понятий права, справедливости и закона… Право, правда, справедливость, как и воплощающий их закон, имеют божественное происхождение, исходят от Бога, ср.: божья правда (ср. формулу: а тот став скажет как право пред Богом. Пек. Суди. Грам. 20, стр. 55 и др.), божий суд»[47]. Однако солнце, олицетворяемое нашими предками в облике Дажьбога, как раз и было тем богом, от которого непосредственно и исходила эта божья правда. Весьма примечательно, что данный корень прав-, как отмечают эти лингвисты, имеет в славянских языках на только социально-правовой, но и природный аспект, что также напрямую соотносится с образом дневного светила, помогая понять генезис этого чрезвычайно важного понятия. Описывая заключение Игорем мирного договора с Византией, «Повесть временных лет» дословно приводит слова русских послов, которых послали заключить мир «на вся лѣта, доднеже съяеть слнце и весь мир стоить»[48], а описывая процедуру утверждения договора в Киеве, летописец вновь особо подчеркивает, что «да аще будетъ добрѣ Игорь великий князь да хранить си любовь правую да не разрушится доднеже слнце сьяеть и весь миръ стоить в нынешния вѣки и в будущая»[49]. Как видим, договор между языческой Русью и Византийской империей заключался на все время существования этого мира и сияния в нем дневного светила. Как было показано мной в исследовании о роте, в основе всех международных договоров лежало представление о вселенском законе, который и обеспечивал существование мира в его упорядоченном состоянии. Именно поэтому в договорах с Византией, заключаемых Олегом и Святославом, в качестве небесных гарантов исполнения мирного соглашения с русской стороны фигурируют Перун и Волос, бывшие в своей совокупности богами — хранителями вселенского закона. Игорь клянется одним Перуном, и, возможно, именно поэтому в тексте договора появляется ссылка на солнце. Как следует из украинского выражения, записанного еще в XIX в., «Сонце би тя побило!» в смысле: «Щоб тебе Біг (т. е. Бог) покарав!»[50], дневное светило продолжало восприниматься не только в качестве бога, но и в качестве карающей силы.
34
35
39
40
Здесь и далее все ссылки на «Ригведу» даются по изданию: Ригведа. Мандалы І-IV. М., 1989; Ригведа. Мандалы V–VIII. М., 1995; Ригведа. Мандалы LX–X. М., 1999.
47