О древности этой связи в народном сознании помимо сербской песни красноречиво свидетельствуют древнерусские летописи. Так, например, князь Владимир Мономах, отправляясь в поход в 1116 г., «надѣяся на Ба и на правду»[555]. Правда наравне с богом оказывается универсальным началом, присутствующем абсолютно во всем: «и въ мнозѣ богъ, и въ малѣ богъ и правда»[556]. Именно их призывали в качестве свидетелей истинности своих слов наши предки: «Въ семъ намъ Богъ и правда»[557]. Вместе эти два основополагающих начала могли быть и общенародным достоянием даже в отсутствие княжеской власти. Так, оказавшись в 1270 г. без князя перед угрозой крупной войны с навязывавшим им себя в правители Ярославом, новгородцы послали ему такой ответ: «Княже, сдумалъ еси на святую Софью (главную святыню города, своего рода символа-оберега Новгорода в целом. — М. С.) поѣди, ать изъмремъ честно за святую Софью; у нас князя нѣтуть, но богъ и правда и святая Софью, а тебе не хочемъ»[558]. С другой стороны, первый и последний член этого священного для новгородцев триединого принципа карали отступающих от правды, которых не могли спасти ни множество воинов, ни крепость стен: «нъ честнаго креста сила и святѣй Софѣи всегда низлагаеть неправду имѣющих»[559]. Стоять за Правду было привычным делом для наших далеких предков. Так, например, в договорной грамоте 1386 г. мы читаем следующее торжественное обещание нерушимо хранить данный обет-правду до конца своей жизни: «Далъ есмь ему правду, и до своего живота не измѣнити ми тое правды»[560]. Поскольку понятие Правды включало в себя и справедливость, великий князь Изяслав в 1148 г. так выразил понимание своей роли как верховного правителя Русской земли ищущему у него защиты и покровительства родственнику: «А мнѣ дай Бъ вас братию свою всю имѣти и весь родъ свои въ правдоу, ако и дшю свою…»[561]Если в сербской песне Правда находилась в сердце бога, то для Изяслава отношение справедливости, выражаемое этой самой Правдой, было так же ценно, как и его душа. Установленная раз Правда должна была прекращать любые распри и тяжбы как в отношениях между людьми, так и между государствами. Это предназначение исследуемого принципа отмечает грамота 1284 г.: «А та правда есть промѣжи васъ и насъ, кдѣ ся тяжа почнеть, ту концяти»[562].
Носителем и гарантом этой Правды и должен был быть в первую очередь истинный правитель. Как уже отмечалось, само понятие править, правитель в нашем языке неразрывно связано с понятием правда. Наконец, с образованием начальных форм государства эти представления переносятся на его главу. Сам русский язык красноречиво свидетельствует о том принципиально важном факте, что только неукоснительно руководствующийся правдой человек может считаться настоящим правителем. В этом отношении язычество принципиально отличалось от христианства, проповедующего, что всякая власть от бога, и учащего человека смиренно покорствовать любой власти. В этом отношении достаточно показательно то, как сами христиане именовали себя в отечественной традиции — «раб божий», — и хорошо известная всем русская поговорка: «Вольному — воля, спасенному — рай». То, что в данном высказывании христианскому раю наш народ противопоставляет не ад, как этого следовало бы ожидать, а волю, показывает, что как само христианство в целом, так и его конечная цель в частности интуитивно воспринимались народным сознанием как неволя, несвобода человеческого духа, молчаливо предполагающие, что цель эта может быть достигнута лишь путем отказа свободного человека от своей воли. Не будем забывать, что свобода как одна из ключевых ценностей была настолько важна для наших далеких предков, что это, как было показано выше, на определенном этапе их развития отразилось даже в самоназвании славян. И в этом отношении язычество противостоит христианству не только как исконная вера в своего божественного прародителя истребляющей ее иноземной религии, но и как религия свободы религии рабства. Призывы к искренней, а не только внешней покорности настойчиво звучит в устах апостола Павла: «Рабы, во всем повинуйтесь господам (вашим) по плоти, не в глазах (только) служа им, как человекоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога» (Колосс. 3: 22) или «Рабы, повинуйтесь господам (своим) по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою (только) услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не (как) человекам…» (Ефес. 6: 5–7). Покорность неправедной власти была органически чужда нашим предкам, что красноречиво демонстрирует пример Игоря, казненного подвластными ему древлянами за его ненасытную жадность. Придя в первый раз к этому племени, князь самовольно прибавил к прежней дани дань новую, а взяв их и отправившись дальше, решил опять вернуться к древлянам и собрать с них еще больше дани. Столь наглое нарушение всех мыслимых норм взаимоотношений между правителем и подданными не могло не вызвать возмущения древлян, попробовавших сначала по-хорошему отговорить Игоря от грубого попрания правды, а когда слова не подействовали, расправившихся с князем-хищником. Сама выбранная ими форма казни однозначно подчеркивала, что князь поплатился своей жизнью за нарушение им вселенского закона, частным проявлением которого была та Правда, которая заключалась во взаимоотношении правителя и его подданных.
556
ПСРЛ. Т. 3, Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 2000. С. 55.
558
ПСРЛ. Т. 3, Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 2000. С. 89.