Стоит отметить, что аналогичное восприятие своих врагов, правда без солярного обоснования, присутствовало и у других индоевропейских народов. Так, например, готский историк Иордан в своей книге приводит общераспространенное, судя по всему, в ту эпоху представление о том, что гунны появились на свет в результате сочетания нечистых духов со скитавшимися в пустыне ведьмами. Учитывая то, что в немецком языке название «исполина» или «великана» было образовано от имени этих азиатских кочевников (нов.-в.нем. Hune[589]), мы имеем абсолютно аналогичную картину восприятия германцами и славянами представителей соответственно первой, гуннской, и второй, аварской, волн поработителей, обрушившихся на Европу из Азии. Еще более ранний пример нам дает созданная примерно в середине II тысячелетия до н. э. РВ, где словом даса, дасью индийские арии обозначали одновременно как враждебные им темнокожие племена аборигенов, так и демонов в собственном смысле этого слова[590].
Это обстоятельство дает возможность утверждать, что восприятие своих реальных земных противников в качестве представителей демонического начала является общим для многих индоевропейских народов и возникло еще в эпоху их общности.
Когда же под влиянием христианства у славян возобладало представление о том, что душа есть в каждом человеке, отголоски прежнего исконного мирочувствования и солнечного мифа отразились в русском поверье, что «душа во всяком человеке, какой бы он ни был народности, одинакова, но при этом христианская душа светлая, все остальные — темные»[591]. Любопытно отметить, что в ряде случаев славяне противопоставляли себя не только абсолютно чуждым им по крови и языку народам — аварам, татарам, цыганам или евреям, но и другим индоевропейским народам. Хоть на протяжении целого ряда столетий ближайшими союзниками поляков были литовцы, создавшие вместе с ними единое государство, тем не менее этнографами была записана такая польская легенда: «Каин стал литвином, а Авель, сердце его благородное, стал поляком. <…> Каинова кровь — это хамская кровь, литовская, а польская — кроткая кровь»[592]. Хотя в виде легендарных прародителей двух народов здесь выступают уже библейские персонажи, что является результатом влияния христианства, заставившего славян забыть свои истинные корни, тем не менее соседние народы противопоставляются друг другу по принципу благородства или низости своего происхождения, а решающим критерием здесь все равно выступает кровь.
Сопоставление инородцев с животными
Помимо связи того или иного народа с нечистой силой, в славянском фольклоре иной раз подчеркивалась его нечеловеческая природа, объединяющая его представителей с животными: «Отсутствие души — отличительная черта инородцев; у них есть только пар, пара, как у животных: ци жид, ци вуоук, то усе руоуно, бо и у жида души нима (бел.), у жида і собаки не душа, а пара (укр.)»[593]. В силу этого о смерти еврея на Украине говорили так же, как и о смерти животного: русин. жид іздох, жид ізгиб, полес. на яурэу кажуть здохла[594]. В то же время, как отмечает О. В. Белова, отсутствие души указывает на связь еврея с нечистой силой: «В виде еврея появляется черт (укр.), водяной… Черта в виде вихря можно отогнать словами «на сала!», «куцый, сала!», т. к. он не любит сала так же, как евреи, ему подчиненные (винниц.). Ср. украинскую поговорку що чорт, що жид, то рідниі брати»[595]. Практически аналогичное представление об инородцах как о нелюдях (осуждаемое, естественно, с позиций советского интернационализма) существовало у последователей Заратуштры и в Древнем Иране: «Только правоверного маздаянийца, зороастрийца это учение считает подлинным человеком; к чужим народам зороастризм внушает ненависть; они для него — неарийцы, «двуногие», «люди-насекомые» («Ясна», XXXIV, 5). К ним неприменимы обычные слова, относящиеся к людям; они не родятся, а «вываливаются», не умирают, а «околевают», не ходят, а «валятся» или «несутся», и их истребление угодно Ахурамахде. Эта тенденция намечена в «Гатах», в «Младшей Авесте» эта человеконенавистническая сторона учения расцветает пышным цветом»[596].
Интересно отметить, что в народном сознании инородцы сопоставлялись именно с нечистыми животными: турки происходят от сожительства человека с собакой, змеей (болт.), поляки — из побитой Богом собаки (укр.), евреи — «родственники» свиньи (о. — слав.)[597]. Так, например, в болгарских легендах о происхождении турок сочетаются мотивы кровосмешения и скотоложества: турки — это потомки матери и сына, женщины и собаки; «прародительница» турок сама может быть результатом связи овчара и собаки или овчара и змеи[598]. На Руси со змеями ассоциировались в первую очередь половцы (убитый в 1096 г. половецкий хан Тугоркан вошел в русские былины под именем Тугрина с характерным отчеством Змеевич, а на одной миниатюре Радзивилловской летописи, изображающей поражение этих кочевников, под ногами коней русских воинов извивается поверженный змей), однако есть косвенные основания полагать, что с этим пресмыкающим соотносились также печенеги и татары[599]. Стоит отметить, что представление о возникновении тех или иных чужеземных народов в результате кровосмешения, привязанного, правда, к библейской истории, достаточно древнее. Так, например, автор «Повести временных лет» во вставке под 1096 г., рассказывая о происхождении отдельных народов, подчеркивает, что хвалисы и болгары (волжские) происходят от зачавших от своего отца дочерей Лота, «потому и нечисто племя их». Но если мотив происхождения в результате инцеста, как было показано, присутствовал и в индоевропейской мифологии, то мотив происхождения в результате сочетания человека с животным относился исключительно к враждебным славянам народам.
Чрезвычайно любопытна в этом отношении легенда черногорского племени кучи: «По совету ангела отец, к дочери которого посватались сразу трое, отдал первым сватам дочь, вторым — собаку, а третьим — свинью. От девушки произошли православные христиане, от собаки — латини, те со зато и лъути, nacje нараве [злые, с «собачьим» норовом католики], а от свиньи — муслимане, Koju су npaceħe нараве [подобные свиньям мусульмане]»[600]. Хоть в этом предании говорится о происхождении различных вер, однако следует иметь в виду, что в Средние века вера была неразрывно связана с тем или иным народом и поэтому изначально данная легенда под видом происхождения различных конфессий повествовала о происхождении различных народов. Хотя у других славянских народов подобный миф не сохранился, тем не менее то обстоятельство, что в приведенных выше примерах из фольклора других славянских народов инородцы преимущественно связываются именно с собаками и свиньями, говорит о том, что подобные представления некогда бытовали и у них, особенно если иметь в виду, что черногорская легенда — это единственное в славянской традиции логическое объяснение того, почему именно с этими животными традиционно сравнивались инородцы. Более того, возникновение подобного предания может быть отнесено ко временам еще эпохи индоевропейской общности. Так, например, индийская Чхандогья Упанишада, повествуя о посмертном переселении человеческих душ, в частности, утверждает: «Те, кто [отличается] здесь благим поведением, быстро достигнут благого лона — лона брахмана, или лона кшатрия, или лона вайшьи. Те же, кто [отличается] здесь дурным поведением, быстро достигнут дурного лона — лона собаки, или лона свиньи, или лона чандалы»[601]. Хотя данный текст, в отличие от черногорской легенды, и не содержит в себе мифа о происхождении различных народов, однако перечень животных, в тела которых может после смерти переселиться нечестивая человеческая душа, полностью совпадает в славянской и индийской традициях. При этом следует обратить внимание на то, что к благому лону данная Упанишада относит рождение в трех высших варнах, объединяющих потомков индоевропейских завоевателей, которые в своей совокупности составляли ариаварну и в этом качестве противопоставлялись шудрам — четвертой варне, состоявшей из потомков покоренного неиндоевропейского населения. Показательно, что к дурному лону, фактически приравненному к животному состоянию, здесь отнесены даже не шудры, а неприкасаемые чандалы — каста, находившаяся вообще за пределами четырех варн. Одно даже прикосновение к чандале (на юге Индии — просто приближение), не говоря уже о сексуальном общении, оскверняло представителей высших варн. Хоть приравненный к нечистым животным чандала и имел человеческий облик, тем не менее он расценивался скорее как животное, а не человек. Аналогичным образом и в черногорской легенде католики и мусульмане происходят от собаки и свиньи и, соответственно, имеют норов породивших их животных. Еще большую ценность придает Чхандогье Упанишаде то обстоятельство, что другой ее фрагмент — о двух вариантах посмертной судьбы души ариев, согласно одному из которых она идет в солнце, — имеет соответствие в рассмотренном выше гуцульском предании. Этот факт показывает, что представление о солнечной природе души у славян и ариев с достаточно древних времен составляло единое семантическое целое с представлением о происхождении инородцев от нечистых животных либо перерождении в них людей, запятнавших себя недостойным поведением. Окончательно убеждает нас в возникновении этого предания во времена индоевропейской общности следующий хеттский гимн:
590