Доезжачие захохотали, а отрок даже не смутился:
— А и струхнул, княже, — откровенно признался он, опуская, наконец, самострел. — Экое страшилище…
Князь бросил нож в ножны и оборотился к заваленному им зверю. Вепрь уже не сопротивлялся, только дёргал ногами, отходя в последних попытках встать, и хорты уже оставили наскучившую добычу. Брячислав Изяславич подошёл ближе, с любопытством разглядывая тушу, густо заросшую рыжевато-бурым волосом. Присел рядом, меряя клыки.
Охотники глянули настороженно, но смолчали — никто не решился остеречь князя. Да и с чего бы — сила княжья только что явлена воочию, а зверь подыхает, так неужто Брячислав Изяславич с полумёртвым вепрем не справится.
Князь несколько мгновений глядел на кабанью морду, словно стараясь что-то разглядеть в маленьких глазках лесного воина. Но их уже затягивала мёртвая прозрачная пелена, пряча в глубине багровый огонёк.
Это — Сильный Зверь?
Приврали рассказчики.
— А и велики же глаза у страха, — бросил князь с презрением, вставая и выпрямляясь. Остальные охотники смолчали. Зверь, вестимо, был здоров, силён и свиреп, но до бычьих размеров ему было далековато, и, уж тем паче, не тянул он на Сильного Зверя. Просто большой кабан. Вепрь. И всё.
Выжлятники уже сворили хортов, вязали на длинные ременные поводья. Охотники шутили, хохотали, волокли туши забитых кабанов — секачей, свиней и подсвинков, мерялись и хвастали друг перед другом добычей. Всем было ясно, что наибольшая охотничья слава ныне княжья, но ему не завидовали — на то он и князь, чтоб у него всё получалось лучше иных. Уже трещал костёр, и вкусно тянуло жареным мясом, кто-то откупорил и пустил по кругу глиняную бутыль с медовухой.
— А всё ж главное-то стадо ушло, — сокрушённо бросил старый выжлятник в ответ на чью-то похвалу, глотнув из бутыли, утёр губы и вцепился зубами в горячий кусок мяса, шипящий, брызгающий салом и пахнущий дымом.
— Не жадничай, старик, — засмеялся князь, с наслаждением вдыхая полной грудью живой весенний воздух. — И так добыча хороша…
— Княже! — окликнул сзади Ярко. — Брячислав Изяславич!
Князь глотнул из бутыли и обернулся — отрок стоял саженях в полутора, а рядом с ним какой-то полузнакомый кметь. Должно, боярская челядь какая, — подумал Брячислав, — альбо кто из городовой рати. Он не глядя протянул руку с бутылью кому-либо и раскрыл уже рот, чтобы спросить у кметя с чем он прибыл. Но рука повисла в воздухе. Опричь вдруг враз встал вой и скуление хортов, а средь людей, наоборот, пала тишина. Глаза Ярко округлились и полезли из орбит от непереносимого ужаса, он вспятил, указывая дрожащей рукой куда-то за спину князю. А кметь замер на месте, бросив руку к ножу — шарил по ладно скроённому из турьей кожи поясу и никак не мог найти рукоять, хоть и мял пояс рядом с ней.
Князь уронил бутыль наземь и медленно-медленно оборотился, уже зная, что он там увидит. И всё одно остолбенел.
В прогале меж кустов стояло громадное бурое чудовище, злобно глядело на людей маленькими глазками. Не соврали весяне — и впрямь с доброго быка ростом в холке был вепрь. От него так и веяло какой-то первобытной силой, непререкаемой властью, предвечной жутью — ни у кого из охотников даже и мысли не возникло схватиться за рогатину альбо лук.
Впору было, стойно Ярко, шептать: "С нами крёстная сила!". Да только поможет ли?
Сильный Зверь несколько мгновений люто глядел на испуганных людей, потом утробно хрюкнул, неожиданно легко для такой огромной туши поворотился и почти бесшумно исчез в зарослях. Средь охотников пронёся единодушный вздох облегчения. Псы разноголосо скулили.
— А ну, друже, проверьте-ка — никто в штаны не наделал со страху? — зубоскалил неуёмный дружинный старшой Юрец.
Кмети неохотно отбрехивались:
— Себя проверь!
— Эк какой шустрый после времени!
Князь нагнулся, подобрал обронённую бутыль — рука показалась чужой. Глотнул раз и другой, не чуя хмеля.
— Слухи ходят разные про Сильных Зверей, — негромко говорил кому-то рядом старый выжлятник. — Им от их прапредка Велеса дар оборотничий дан, они в людей оборотиться могут…
А старик-то — язычник, гляди-ка, — с туповатым безразличием подумал князь. Снова глотнул и вяло возразил сам себе. — Станешь тут язычником, пожалуй.
— Да и колдуны ещё, — бубнил своё старик. — Эва, гляди-ка, нам глаза отвёл, в человека оборотился, да средь нас же и затерялся. А потом и вышел…
Верно, — подумал князь, почти не слушая. — Глаза отвёл и стадо увёл, слабых нам бросил. А княжья добыча — это кто-то из кабаньих воев жизнь за вождя отдал.
Князь, сам того не сознавая, мыслил уже про зверей, словно про людей. А чего ж…
А ведь этот вот Сильный Зверь в здешних местах и есть настоящий владыка, — смятённо подумал Брячислав. — А что они, люди, перед такой предвечной мощью? Как пришли, так и уйдут. А он, Сильный Зверь — останется.
Князь содрогнулся и зарёкся про себя на будущее охотиться в здешних краях. Вестимо, у людских князей одна власть, а у Лесных Владык иная, да только мало ль… Невестимо ещё, чем бы и ныне окончило.
— Княже, — вновь окликнул его Ярко из-за спины.
Хлопнув себя по лбу, князь оборотился — это ж надо было даже и забыть про гонца. Кметь уже отошёл от испуга и глядел весело, разбойно-бедово. Нет, это не боярский кметь, — вспомнил Брячислав. — Этот из городовой рати. И зовут его… Летко… нет… Нечай, вот как! Князь вяло улыбнулся, радуясь тому, что вспомнил, и негромко спросил:
— Чего у тебя?
— Весть к тебе, княже, срочная, — полочанин под княжьим взглядом приосанился и вскинул голову. Охотники невольно залюбовались — горд парень, ох и горд. Такого не враз и согнёшь, даже и перед княжьей волей.
— Что ещё за весть такая? — нахмурился князь. Ну что такого срочного и важного могла сообщить ему сейчас посадская господа после того, что они только что видели? По спине вновь побежала морозная змейка, сводя кожу меж лопаток судорогой.
— Так… сын у тебя родился! — весело возразил кметь и, не сдержав чувств, расхмылил во всю ширину рта. Глянул на князя радостно. — Наследник!
Брячислав, расслабленный радостью от удачной охоты, хмелём и страхом от встречи с Сильным Зверем, не вдруг и понял. Отмахнулся было — будет, мол, болтать-то — да так и замер с поднятой рукой.
— Ну?! — неверяще переспросил он, впиваясь в кметя взглядом. Во рту разом пересохло.
— Да… вот солнце, княже, — парень махнул рукой в сторону солнца и довольно улыбнулся. — Соврать не даст.
— Ну… — князь не враз и слова-то нашёл, чтоб ответить. Первое, что нахлынуло вдруг — какая-то странная слабость в ногах. Потом выросло откуда-то из глубин души неудержимое ликование, стремление прыгать, вскочить на коня, куда-то срочно скакать. Ну как куда… в Полоцк, вестимо. Ан до Полоцка вёрст с полсотни. Ну и что же? Силу вдруг в себе ощутил — горы бы своротил. Снова поворотился к кметю. — Какой награды для себя просишь?!
Сын, наконец-то сын… Брячиславу Изяславичу было уже за тридцать лет, а в таком возрасте сын — отрада. Особенно после двух подряд дочерей.
— Не, — весело отверг молодой кметь, решительно мотнув разбойно-вихрастой головой, глянул озорно. — Никоей награды не надо мне от тебя, княже!
— Чего так? — князь непонимающе выгнул бровь.
— А у меня тож сын родился, так потому, — всё так же весело пояснил кметь.
Средь дружины прошёл удивлённый гул.
Князь расхохотался.
— Ну… коль так… чару ему!
Кто-то из ловчих протянул из-за спины бутыль:
— Чар с собой нету, княже, не обессудь, — с деланным сокрушением прогудел он.
— Выпей, — князь протянул кметю бутыль. — За Брячиславича и Нечаевича. Так?
— Так, княже, — весело подтвердил Нечай, принимая княжье подношение, глотнул как следует. Покосился на князя, не отрывая бутыли от рта, понял, что можно ещё. Глотнул и ещё, и опять — как следует.
— А за радостную весть я тебя всё ж награжу, — бросил Брячислав как о решённом. — В дружину ко мне пойдёшь?