Тут я прерываю диалог заместителей и спрашиваю заместителя шизофрении, как он себя чувствует. Он улыбается, поворачивается к заместительнице симптома и говорит: «Я все это время думаю: "Ну, скажи же! Ты же знаешь!" Я чувствую сильнейшую связь с заместительницей потери голоса. Я тоже хочу покоя, но тоже его не нахожу».
Чтобы испытать пациентку, я говорю ей: «Я все еще задаюсь вопросом, за кого сын это несет?»
Она тут же отвечает: «Я же уже сказала: за своего отца!»
Я возражаю: «Я не очень в этом уверен. И сейчас я проведу один тест!»
Для этого я прошу заместительницу пациентки сказать ее первому мужу: «Это мое! И теперь я позабочусь об этом!»
Когда она произносит эти слова, заместитель шизофрении расслабляется. Заместитель сына идет к своему отцу, а заместительница симптома говорит: «Теперь я могла бы снова тут лечь, или, еще лучше, я отойду!»
Когда заместитель первого мужа отворачивается, я спрашиваю его, что в нем происходит. Он отвечает: «Я больше не хочу туда смотреть, я чувствую, что меня обвиняют в чем-то, к чему я не имею никакого отношения!»
Я говорю группе: «Уже в начале расстановки было видно, что за шизофренией стоит не только семейная динамика со стороны отца. Заместитель отца мог без проблем смотреть на больного сына. Это мать не могла на него смотреть! В этом проявилось то, что она или ее семья не может на что-то смотреть или что-то принять».
Я спрашиваю пациентку: «Как давно ты думаешь, что это идет из семьи мужа?»
ПАЦИЕНТКА: «Уже год, с тех пор как сделала расстановку для сына!»
ТЕРАПЕВТ: «А как давно у тебя проблемы с речью?»
ПАЦИЕНТКА (задумчиво): «Примерно с того же времени ... Так это по моей линии?»
ТЕРАПЕВТ: «Похоже, что тут есть какая-то взаимосвязь!»
ПАЦИЕНТКА: «У всех членов моей семьи есть проблемы с виной!»
Я не отвечаю на приглашение заняться этой семейной темой и вместо этого предлагаю пациентке взять ответственность на себя.
ТЕРАПЕВТ: «Скажи своему мужу: "Это мое, и теперь я позабочусь об этом!"».
Когда она произносит эти слова, заместитель первого мужа поворачивается к сыну и обнимает его. Заместительница пациентки встает на колени рядом с заместителем шизофрении, плачет и кладет голову ему на колени, а тот обнимает ее за плечи. На какое-то время они застывают в таком положении, потом заместительница пациентки от него отрывается. Теперь они оба кажутся умиротворенными. Заместительница пациентки поворачивается сначала к первому мужу, потом ко мне и говорит: «Я хочу сказать моему мужу, что мне жаль, что я его обвиняла!»
Я соглашаюсь, но приглашаю в расстановку саму пациентку. Она подходит сначала к заместителю шизофрении, смотрит ему в глаза и обнимает его. Когда она успокаивается, она смотрит на своих мужа и сына и говорит: «Я рада видеть тебя в объятьях у отца!»
Эти слова матери вызывают у заместителя сына счастливую улыбку. Сейчас он впервые выглядит беззаботным ребенком.
Через несколько лет я встречаюсь с этой пациенткой на конгрессе. Я прошу ее в нескольких словах описать, как развивались для нее события после расстановки.
Я помню, что сказала тебе, что подоплека шизофрении моего сына находится в семье его отца. Меня до глубины души шокировали слова о том, что и в моей семье могут быть события, имеющие отношение к его болезни. Я не была готова к возможности такой взаимосвязи и хочу сказать, что я испытывала сильное сопротивление против такого предположения.
Однако в ходе расстановки мне пришлось признать, что, как только я перестала исключать такую возможность, и прежде всего, когда я последовала за предложенными шагами к решению, заместителю моего сына стало значительно лучше.
После этой работы мне постепенно удалось прийти к признанию того, что моя семья может иметь влияние на болезнь моего сына, и взять на себя мою часть ответственности за это. Я еще раз занялась поисками в моей семье и получила новую информацию о семье моей матери. Ее мать умерла, когда ей было 12 лет. Со смертью бабушки мою мать разлучили с ее братьями и сестрами, и что, может быть, самое главное, я узнала о возможной вине моего деда в связи с причастностью к убийству.
Расстановка побудила меня поощрить сына к более тесному общению с его отцом и всячески его в этом поддерживать. Теперь они регулярно встречаются, чему оба очень рады. Похоже, сыну это очень на пользу, поскольку в плане болезни он чувствует себя сейчас намного лучше.