Во время прояснения запроса обнаруживается позиция пациента по отношению к болезни или симптоматике, а также степень его готовности встретиться с ней и ее возможной подоплекой. Если я замечаю сильное сопротивление или резко отрицательный настрой по отношению к болезни, то обычно я начинаю расстановку только с заместителей для болезни или симптоматики и для самого пациента и позволяю заместителям двигаться в соответствии с их импульсами. В большинстве случаев на следующем этапе в расстановку вводятся заместители для членов семьи.
Или расстановку можно начать с заместителей для членов нынешней или родительской семьи пациента и уже потом включить в нее заместителя для болезни.
Указания, позволяющие найти решение для ведущей к болезни динамики, обычно дают персонажи, наиболее явно реагирующие на заместителя болезни. Прежде чем клиент выберет заместителя для болезни, я, как правило, прошу его определить, кого он хочет взять на эту роль: мужчину или женщину. Это побуждает его прислушаться к себе и почувствовать, что здесь будет правильно, тогда в своем выборе он в меньшей степени руководствуется внешним видом участников группы. При этом выбранный пол часто соответствует полу исключенного лица, однако полагаться на это терапевту не стоит.
Пример:
Выкидыш: «Дорогая мама, самое главное у меня есть»,
(пациентка с раком груди)
В группе по системным расстановкам для больных женщина рассказывает о своем заболевании. Она говорит, что врачи дают ей хорошие шансы на выздоровление, да и сама она уверена, что справится с болезнью.
У многих раковых больных можно встретить высокомерную позицию по отношению к родителям, судьбе кого-то из членов семьи или жизни в целом. Иногда она проявляется в виде злости или ненависти, но нередко также в самонадеянном представлении о том, что своими страданиями можно уберечь от тяжелой судьбы кого-то другого.
Однажды в расстановке другой пациентки, страдающей раком груди, заместитель болезни сказал ее заместительнице, после того, как та, стоя перед ним, словно приготовилась к борьбе: «Да ты вообще знаешь, насколько я опасен?».
Мне невольно пришла в голову эта фраза, когда пациентка с абсолютной уверенностью заявила: «Я справлюсь!»
Не задавая дальнейших вопросов, я прошу ее поставить заместителей для нее самой и для ее болезни. На роль болезни она выбирает женщину и ставит ее вплотную за своей заместительницей так, что они обе смотрят в одну сторону. К огромному удивлению пациентки ее заместительница, повинуясь собственному импульсу, откидывается назад, прислоняется к заместительнице болезни и, счастливая и удовлетворенная, закрывает глаза. Заместительница болезни крепко ее держит и говорит: «Для меня это нормально! Если я ей нужна, то я здесь!»
По всей видимости, в случае заместительницы болезни речь идет о матери пациентки.
На мой вопрос о ее отношениях с матерью пациентка сообщает, что они всегда были непростыми. «На данный момент мы пришли к согласию. Я - первый ребенок моих родителей и должна была родиться мальчиком. Мое появление на свет было очень тяжелым, с вакуум-экстрактором и щипцами, а потом я еще и девочкой оказалась. Все приданое, которое купила моя мать, было голубого цвета, как тогда было принято. По словам моей тети, после родов моя мать три дня проплакала!» Эти слова пациентки не согласуются с заботливым отношением к ней заместительницы болезни. Она готова предоставить себя в распоряжение пациентки, но, похоже, ее мать по какой-то причине была несвободна для того, чтобы принять свою дочь. Это расхождение заставляет предположить, что не хватает еще чего-то важного.
Прежде чем продолжить спрашивать, я прошу пациентку поставить заместительницу для ее матери. Она ставит ее на некотором расстоянии лицом к своей заместительнице и заместительнице болезни. Новая заместительница не имеет для них большого значения. Однако заместительница матери демонстрирует сильную физическую реакцию. Ей очень трудно смотреть на дочь и болезнь. Она говорит: «Я вижу мою дочь, но в тот момент, когда я хочу посмотреть и на болезнь тоже, у меня перед глазами все плывет и я уже ничего толком не вижу». Описанная пациенткой фиксированность матери на мальчике и такая реакция заместительницы матери заставляют меня спросить у пациентки, не потеряла ли ее мать ребенка. Она отвечает: «Да, до меня у мамы был выкидыш. Это был мальчик. Я думаю, она так и не оправилась от этой потери».