Непризнанная и отрицаемая вина часто имеет трансгенерационные последствия. Так, многие болезни и симптомы потомков связаны с отрицанием судеб жертв или вины преступников в предыдущих поколениях. В соответствии с исключением в семье, в следующих поколениях возникают идентификации с исключенными жертвами или преступниками. Своими недугами дети и внуки напоминают о страданиях жертв или берут на себя вину и искупают ее вместо преступников.
Депортированные евреи:
«Кто сюда войдет, живым уже не выйдет»
(пациентка с клаустрофобией)
В расстановочной группе женщина рассказывает о своей клаустрофобии, которой она страдает уже много лет. Она дважды пыталась слетать к дочери в Америку, но оба раза не смогла войти в самолет. Каждый раз, непосредственно перед посадкой на борт, у нее начиналось сильное сердцебиение, она чуть не теряла сознание и испытывала стойкое ощущение, что если она войдет в самолет, то живой из него она уже не выйдет. Под влиянием рассказов подруги о ее переживаниях в расстановочной группе у нее зародилось одно предположение, которое в конечном итоге и подтвердилось в ее собственной расстановке.
В начале войны ее отца, работавшего учителем, перевели из школы на окраине Вены в школу в центре города. В связи со сменой места работы он, получив дотацию, приобрел большую квартиру, которая принадлежит семье и поныне.
В расстановке родительской семьи пациентки обнаруживается связь между ее симптоматикой и той еврейской семьей, которая владела этой квартирой и проживала в ней до своей депортации. В этом расширенном контексте перенятое пациенткой чувство «кто сюда войдет, живым уже не вьшдет» вдруг обретает свое истинное значение.
В тот момент, когда пациентка по предложению терапевта до земли склоняется перед заместителями членов депортированной еврейской семьи и признает их судьбу, заместитель симптоматики начинает чувствовать себя лишним.
В этой расстановке я был заместителем одного из членов еврейской семьи. Я до сих пор отчетливо помню, какой высокомерной казалась мне заместительница симптоматики пациентки и как настоящий гнев, который я испытывал в этой связи, сменился доброжелательностью, когда она склонилась передо мной и моей семьей.
Во многих случаях агрессоры бывают не в состоянии лицом к лицу встретиться с произошедшим. Это обнаруживается в расстановках. где их заместители нередко упорно отказываются смотреть на жертв. Только любовь близких вынуждает их в конце концов смягчиться, согласиться со своей виной, снова увидеть человеческое в себе и других и вступить в процесс примирения.
Их близким важно не позволять себе судить, принять в свое сердце как жертв, так и агрессоров и признать их как равноценных. Об этом процессе пойдет речь в следующем примере.
Отец на партизанской войне:
«Что бы там ни было, ты остаешься моим отцом!»
(пациентка с паническими атаками)
Женщина с юности страдает паническими атаками. Она старшая из четырех детей в семье. После краткого выяснения семейной ситуации я прошу ее выбрать и расставить заместителей для нее и для ее симптоматики. На роль симптоматики она выбирает мужчину.
Заместитель симптоматики чувствует себя сильным и могущественным, он полностью ориентирован на заместительницу пациентки. Та испытывает перед ним страх и беспомощно ищет места, где бы она могла от него спрятаться. Когда она уже не знает, куда ей деться, она садится на корточки и закрывает лицо руками. Заместитель симптоматики маленькими шагами идет к ней. Чтобы сохранить дистанцию, она поворачивается к нему спиной и отодвигается. Это движение повторяется многократно. Заместительница пациентки пытается укрыться от его взгляда, но он неотступно следует за ней. В этом месте я прошу пациентку поставить также заместителей для ее родителей. Когда в расстановке появляется заместитель ее отца, ситуация меняется. Заместитель симптоматики утрачивает свое влияние и значение и склоняется к тому, чтобы уйти. Он ищет место, с которого ему было бы удобно наблюдать за происходящим. Страх заместительницы пациентки остается прежним, но теперь он направлен на отца.