Пациентка покидает группу с заметным облегчением и надеждой, но уже через неделю появляется снова, чтобы сообщить мне, что после двухдневного облегчения ее состояние снова ухудшилось.
Она охотно соглашается на мое предложение, чтобы на расстановочную группу пришла ее мать. В расстановке нынешней системы матери заместители, не получив никакой предварительной информации, демонстрируют те же движения что и в расстановке дочери. Мать, плача, рассказывает, что абортировала своего третьего ребенка. Когда в расстановке она принимает этого ребенка, заместительнице дочери удается отказаться от потребности поддерживать мать и она свободно поворачивается к мужу и детям.
После расстановки матери пациентке становится немного лучше. Но примерно через месяц, когда пациентка находится уже в начале седьмого месяца беременности, мне в полном отчаянии звонит ее муж. Уже несколько дней его жене требуется постоянный присмотр. Если я смогу немедленно их принять, это будет последней попыткой перед походом к психиатру.
Я соглашаюсь, и когда они приходят, меня пугает вид и состояние пациентки. После краткого выяснения ситуации быстро становится понятно, что ей необходима психиатрическая помощь. Но я решаю сначала позвонить ее матери и спросить, не освободит ли она меня ввиду этой крайне тяжелой ситуации от обязанности неразглашения. Она соглашается, и с ее разрешения я рассказываю пациентке о том, что знаю.
Известие о сделанном матерью аборте ошеломляет пациентку, но ее взгляд проясняется. Деструктивное, вовлекающее всех неуемное беспокойство вдруг сменяется растерянным молчанием. Когда муж осторожно берет ее за руку, она начинает плакать. Он долго ее держит, и когда она снова успокаивается, они отправляются домой. С этого момента мысли об убийстве и самоубийстве остаются в прошлом.
Следующая встреча пациентки с матерью проходит тяжело, и она решает на какое-то время прекратить с ней общаться. Когда ее третьему ребенку уже около трех месяцев, пациентка и ее мать вместе приходят на расстановочную группу. В этот раз мы тоже без предварительной информации и с другими участниками расставляем родительскую семью пациентки. И снова выявляется ее тенденция нести что-то за мать. В этой расстановке ей удается по-хорошему оставить тяжелое матери, согласиться с последствиями ее решения и, признавая произошедшее, еще раз принять полученную через мать жизнь. В конце курса мать и дочь решают оставить эту тему в покое и, находясь теперь в хорошей связи друг с другом, они возвращаются домой.
Эта и другие расстановки показали, насколько важно может быть, чтобы у абортированных детей тоже было свое место в семье, что ставит под сомнение прежнее предположение расстановщиков, что аборт касается только родителей. В первую очередь в работе с детьми, страдающими хроническими заболеваниями, симптомные расстановки постоянно выявляют связь между болезнями детей и их абортированными братьями и сестрами. Прерывание беременности способно поколебать всю структуру семьи и повлиять на отношения живущих детей с их родителями.
Наряду с уже описанными взаимосвязями, я хотел бы обратить внимание на другие потенциально болезнетворные влияния и опасные области, с которыми мы иногда встречаемся в расстановочной работе с больными.
Проклятие - оружие слабых.
Народ масаев выделяет три вида проклятий, различающихся по своему применению и действию. Существует «безобидное проклятие», действие которого проходит в тот момент, когда оно произносится. Оно соответствует скорее непосредственному выражению злости, без намерения причинить вред. Поэтому его называют также «ничего не значащим и не имеющим силы».
К «действенным проклятиям» относится «справедливое проклятие» и так называемое «всеразрушающее проклятие». Им приписывается сила, способная оказывать губительное действие на протяжении поколений.