Он наливал себе кофе, когда Алина покачнулась: схватилась за край стола, стараясь сохранить равновесие.
Внезапно закружилась голова. Неудивительно, конечно, если учесть, что в последний раз Алина ела еще утром. Артур за долю секунды оказался рядом, и она почувствовала его крепкие руки на своей талии. Он, как всегда, заметил всё, что с ней происходит, понял, что сейчас она нуждается в его помощи.
Молча притянул ее к себе поближе, она же уткнулась носом в его грудь, прикрыла глаза и попыталась отключиться от реальности на несколько секунд. Знала, что не упадет: в его руках не страшно, они удержат. Моргнула пару раз, стараясь согнать с глаз сонную дымку. Не получилось. Наоборот, все еще больше расплывалось. Вот сейчас умоется холодной водой, и все пройдет. Только бы еще до ванной дойти и не убиться, тогда совсем хорошо будет.
- Я не буду читать тебе нотации, но ты ведь сама понимаешь, что голодные обмороки не сулят ничего хорошего. - Тихо сказал он, еще не зная о том, что Алина его уже не слышит - провалилась в темноту, и стала медленно сползать вниз.
Она очнулась в кровати, рядом сидел Артур. От его напряженного, беспокойного взгляда сердце сжалось.
- Всё в порядке. – Прошептала она. Протянула руку ко лбу, потому что ей что-то мешало: тяжелое, будто давящее. Артур опередил ее. Убрал сам. Алина прищурилась, вглядываясь. В руках Кирсанова оказалось полотенце. Она съежилась, вспомнив какое оно на ощупь. Мокрое и холодное.
- Я вижу, как в порядке. – Кирсанов всем своим видом демонстрировал недоверие и осуждение. – Ты дождешься, пока я отвезу тебя в больницу, где тебя начнут кормить с помощью капельниц. Насильно. – Рубил фразами тишину. – Ты этого добиваешься?
Она улыбнулась.
Смешно ей! А у него сердце чуть не остановилось, когда он понял, что Алинка сознание теряет. Это страшно. Очень страшно видеть, как твоей любимой женщине плохо.
Любимой? Да, любимой. Она давно опровергла его теорию о любви, давно поселилась в его сердце, мыслях, желаниях. А теперь даже думать не хотелось, что с ней может случиться что-то непоправимое. Жутко наблюдать за тем, как кровь отходит от ее лица, делая кожу смертельно бледной.
А еще страшнее становилось от неизвестности, от незнания истинной причины ее обморока. Это бесило, скручивало всё внутри тугим узлом, лишало возможности рационально мыслить. И не спасало умение правильно и быстро реагировать на неординарные ситуации. Не помогли прийти в себя и необходимые действия, которые он совершал, скорее автоматически, чем осознанно: умыл ее холодной водой, уложил аккуратно на кровать, приложил ко лбу холодное полотенце.
Стало легче только когда на ее щеках стал постепенно проявляется легкий, едва уловимый, румянец - верный признак того, что скоро она скоро должна очнуться.
Кирсанов твердо решил: как только Алина придет в себя, он заставит ее поговорить, иначе, так с ума сойти можно от неизвестности, теряясь в догадках и предположениях.
– Артур, – она попыталась приподняться на локтях, – не очень удобно разговаривать, глядя на него снизу вверх, но Кирсанов не позволил встать. Мягко надавил на плечи. Его пальцы держали не сильно, но крепко и, в то же время как-то нежно, не причиняя дискомфорта и боли. Но Алина не могла с полной уверенностью сказать, что именно ее удержало на месте: его руки или его тяжелый взгляд, который буквально пригвоздил ее к кровати.
– Алина, что происходит? – он не кричал, не показывал недовольства, в его тоне чувствовалось лишь напряжение и усталость. – Объясни, что случилось. И прежде чем ответить, подумай хорошо. Ты ведь понимаешь, что я все равно узнаю правду. – Предупредил он невозмутимо. – Врать бесполезно. Лучше скажи сразу. Пойми, мне не нужны твои срывы и истерики, мне не надо, чтобы ты обливалась слезами и падала в обмороки. – Укоризненно перечислял он, а потом шумно выдохнул, будто отпуская напряжение, и добавил строгим голосом. – Я не смогу тебе помочь, пока не узнаю причину.
Алина поджала губы, словно и правда раздумывала над ответом. Действительно, лучше сказать сейчас, выяснять сразу, пока спрашивает, потом она вряд ли сама сможет затеять этот разговор. В нерешительности прикусила нижнюю губу, словно собираясь с мыслями. Никогда она не была трусихой и теперь ей быть не собиралась. Он хотел правды, он ее получит. А там…там будь, что будет.
Артур же все это время молчал, терпеливо ждал, пока Алина ответит, не стал ее подгонять.
– Я нервничаю от того…– она оборвала себя на полуслове и снова задумалась. И правда, чего собственно говоря, она переживает. И повода вроде как нет, а она извелась вся как на иголках. Помолчала немного, жадно втянула в себя воздух и выпалила на одном дыхании, – я переживаю потому, что не понимаю, чего ждать от следующего дня, не знаю, что будет завтра. – Снова тяжело вздохнула и продолжила, – ты постоянно недоволен моим поведением, отчитываешь все время как маленькую девочку, пытаешься надавить. Ты не оставляешь мне право выбора, но при этом никогда не озвучиваешь то, о чем думаешь. Выдаешь готовые решения, которые не поддаются обсуждению. А ведь я даже не знаю, зачем я тебе. – И тут же поспешила исправиться, - Нет, я, конечно, знаю для чего нужна, но ведь для того чтобы спасть с женщиной совсем не обязательно ее переделывать. – Она с отчаянием взглянула ему в глаза. Артур сидел неподвижно, ни один мускул не дрогнул на его лице. Задели ли Кирсанова ее слова, Алина не знала. Вот только она не сожалела о том, что всё ему сказала. Это надо было сделать давно, но почему-то только сейчас она смогла найти в себе силы озвучить свои страхи и опасения.