Попивая из изящной фарфоровой чашечки, Лиза просматривала накопившиеся за предыдущий день документы. Двум из них нужно было дать ход немедленно, остальные могли подождать.
Зазвонил мобильник.
- Кумася, привет!
Это был Игорь, любимый одноклассник, друг и кум.
- Ты, небось, и забыла, что у нас с Олькой годовщина сегодня?
- О, Игорек, поздравляю вас! Как же, как же, помню: розовая свадьба, десять лет, это не шутка. Олечке -- больше всех поцелуев и поздравлений. Ведь в браке терпит всегда женщина!
Игорь расхохотался. Олькин несносный, вспыльчивый характер был притчей во языцех всех друзей и знакомых, и очень многие люди, близкие к их семье, никак не могли взять в толк, почему добродушный, красивенный, здоровенный и весьма состоятельный мужчина терпит эту маленькую, вредную, несносную рыжую бестию. И только Премудрая Елизавета ничему не удивлялась. Ибо знала, что тайна сия велика и необозрима, и зовется она Любовью.
- Лизок, так мы ждем тебя на семь, в "Березовом сквере", без опозданий. Будут только самые близкие. Кстати, и Константина захвати, там будет специальная комната для детей, и весь вечер их будут развлекать. Сонька по нему страшно соскучилась.
Сказать по правде, Лиза совершенно забыла о годовщине свадьбы кумовей, у нее не было подарка, но было острое желание не проводить этот вечер в разговорах с мамой. Да и по всем понятиям, отказаться от такого приглашения она никак не могла.
- Конечно, конечно, Игорек! Я буду обязательно! Цемики! Тебе, Олюшке и Софийке! До вечера!
Лиза быстро набрала маму:
- Мамуль, ты забери сегодня Костика пораньше, нас пригласили на годовщину свадьбы кума! Я совсем забыла, а он звонил только что. Нет, мам... Да, мам... Розы? Мам, у меня полный коридор людей, надо начинать прием, давай вечером поговорим. Ага..Ага..Пока, целую!
Но прием пришлось отложить. Опять зазвонил ее телефон, приятный и уже такой узнаваемый голос Михаила произнес:
- Доброе утро прекрасной панянке!
- Привет, - ответила Лиза. Было очень приятно, что он позвонил. - Я хотела поблагодарить за вчерашний вечер, за ...
Разговор прервался, настойчиво и пронзительно зазвонил телефон внутренней связи. Лиза извинилась, отключилась и схватила трубку местного.
- Доброе утро! В 9-00 совещание в кабинете Чубач, присутствие всех - обязательно, в каждом кабинете оставить только по дежурному -- бойко отчеканила секретарша Оксана.
- Хорошо, - ответила Лиза.
"Что там опять у них стряслось, задумалась она, - ведь совещания всегда по понедельникам. Впрочем, мне все равно надо отчитаться о походе в милицию".
В кабинете Катерины Ивановны пахло неизменной валерьянкой, и явственно ощущалась какая-то нервозность.
Поговорив пять минут о насущных проблемах и набрав в грудь побольше воздуха, Катя Ивановна сказала со вздохом:
- А теперь, самое главное, для чего я вас тут собрала. Понимаете....поступил один звонок...сверху - опять вздох - ...Ну в общем, нам всем, ну, госслужащим, необходимо вступить... в Партию Регионов.
Кто-то присвистнул, кто-то возмущенно крякнул. Ну, ничего себе!
- А шо, Яныку денег не хватает? Или членов? - дерзко закричал прямо с места программист Сашка. Многие засмеялись. Но Абдуллаевой и Чубач было не до смеха.
-Девочки, мальчики, я вас очень прошу - где-то в течение месяца понаписывать заявления в партию, сдать по пять гривен вступительных, и принести фотографию, маленькую, ну как на профсоюзный билет. Хорошо? Мы все знаем и понимаем. Но, нельзя не вступить...Замордуют. Премий лишать будут...Ну, и Бог знает, что еще.
- Значит так, товарищи, - резко поднялся с места программист Саша, - Вы тут хоть премий лишайте, хоть девственности, а ни в какие Рыги-Аналы я вступать не буду! При всем к Вам уважении, Екатерина Ивановна!
Он встал, кривляясь, сделал реверанс и удалился из кабинета, бормоча под нос:
- Вааще борзеют эти донецкие. Это кончится когда-нибудь?
С совещания все шли страшно подавленные. Не потому, что надо было лишиться пяти гривен единовременно и одной гривны -- ежемесячно, а потому, что очень грустно и противно было осознавать, что двадцать два года жизни самостоятельной и независимой страны ушли коту под хвост! Опять вернулся совок. Пришла донецкая группировка -- и подмяла всех под себя.
Это нагнеталось постепенно и проникало все глубже. Во все слои общества. У людей отжимали бизнес. Сначала - крупный, потом средний, теперь добрались до мелкого. Оставляли только на корку хлеба. Все остальное -- благополучно уходило Яныку и его своре. В стране постепенно разростался беспредел. Взяточничество и откаты набрали просто немыслимые обороты; менты насиловали и убивали каких-то девчонок - и никто за это наказания не нес; пьяные прокуроры сбивали на своих авто прохожих и, самое большее, выезжали на пару месяцев за границу, подождать, пока утихнет скандал. Горели дома непокорных фермеров, не желавших отдать землю донецким. Все тендеры на строительство новых объектов, транспорта, поставку медикаментов, детских игр, книг и даже новогодних соцстраховских подарков каким-то неведомым чудом выигрывали именно донецкие предприятия. Регион жирнел, вся остальная Украина -- оскудевала. Журналистов и просто обычных людей, пытавшихся сопротивляться режиму, подкарауливали и отлавливали мутные уголовные персонажи и забивали, часто насмерть, бейсбольными битами. Расследования по факту этих преступлений, заканчивались ничем. А если кто-то из порядочных ментов начинал копать -- то очень быстро лишался работы, а то и жизни. Пенсии и социальные пособия выплачивались с опозданием. Налоги стали непомерными. Кризис явно назревал. Низы уже не хотели, а верхи были слишком самоуверенны и наглы. Никто из Яныковской своры не желал понять, что даже бесконечному терпению украинского народа может настать предел. В Донецке так и звали население -- терпилы.
Лиза была возмущена беспедельно. И решила, что ни за что не вступит в их вонючую партию! Народ по кабинетам кипешевал и возмущался. Посетители, пришедшие на прием, были очень удивлены, что все сотрудники вышли с совещания такими злыми и раздраженными.
Лиза взяла себя в руки, успокоилась, как могла, и пригласила людей входить в порядке очереди. День пролетел быстро, в обед она сбегала в торговый центр и купила очень красивый постельный семейный набор с 3-D рисунком. На подарок кумовьям ушли последние деньги, а до аванса оставалось еще три дня.
"Ничего, - подумала Лиза, - на жизнь займу у мамы, а продуктов бабушка Нина навезла кучу, прорвемся!"
Анна Григорьевна, будучи вдовой заслуженного учителя Украины и научного работника, получала весьма приличную пенсию и всегда умудрялась отложить что-то на черный день. А вот Лизе это умение никак не давалось.
Бывшая свекровь Лизы, Нина Сергеевна Приходько, жила в двадцати километрах от Полтавы, в богатом селе Андреевка, с младшим сыном и его семьей, держала большое хозяйство, практически мини-ферму, и, будучи женщиной простой, доброй и правильной, помогала, как могла, бывшей невестке растить Костика. Лиза тоже частенько наведывалась к свекрови на выходных, прополоть грядки, покормить гусей; Костик обожал село и всегда неохотно возвращался в город.
Бабушка Нина, дядя Кости - Богдан, его жена Надя и две их дочери Катюша и Даша --двоюродные сестрички Костика - все обожали малыша и очень осуждали Олега, бывшего мужа Лизы, за то, что он полностью отказался и от общения и от содержания своего сына после развода.
В суд, на алименты, Лиза заявления не подавала, родственники бывшего мужа помогали ей очень существенно. И Лиза любила этих простых и правильных Приходьков. В нормальных отношениях с ними была так же и Анна Григорьевна, и по-прежнему называла Нину свахой. Праздники все частенько встречали вместе, а Богдан с Надей всегда останавливались у Анны Григорьевны переночевать, если дела задерживали их в Полтаве. На прошлых выходных баба Нина опять прислала Лизе с Костиком передачку: крупную, жирную утку, ведро картошки, огромную буханку испеченного в настоящей печке хлеба, шмат домашнего сала, две банки сливок, пятилитровый бутыль молока, мешочек творога и пару десяток яиц. Лиза решила, что с голоду за эти три дня до аванса они с мамой и Костей явно не помрут.