Мысли немного отвлекают, и носок кроссовки цепляется за трещину в асфальте. Я спотыкаюсь, пытаюсь удержаться на ногах, и тут моя ноша легчает: кто-то забирает у меня один мешок. Я уже готова пробормотать искренние, если не удивленные, слова благодарности Джеффу за то, что он решил мне помочь, когда, поднимая глаза, упираюсь взглядом в лицо – но не моего менеджера, а Хита.
Я не могу найти ни одного объяснения его появлению здесь, поэтому таращусь на него, оценивая рост и стать. Он не гигант и не доходяга, в нем всего в меру. Стоя перед ним, я не чувствую себя лилипуткой – как это часто бывает при моем-то невеликом росте в метр шестьдесят два – или неуклюжей, как порой мне кажется, поскольку фигурное катание добавило мышечной массы моему в общем-то миниатюрному телу. Если бы я стояла на коньках, наши глаза оказались бы на одном уровне; а так мне приходится смотреть на него снизу вверх, отчего я испытываю легкую дрожь, несмотря на ночную духоту. Пока я не замечаю выражение его лица. Взгляд серых глаз жесткий, челюсть напряжена, поэтому черты лица кажутся резкими, словно высеченными из камня. Такое впечатление, будто он злится и в то же время старается держать себя в руках. Эффект несколько смазан, учитывая, что он только что спас меня от неминуемого падения в кучу мусора.
Он переводит взгляд на другой мешок, который я все еще держу в руках. Он ничего не говорит, но, в отличие от Джеффа, не колеблясь, забирает у меня поклажу, чему я и не противлюсь. Меня вдруг пронзает мысль, что Хит как раз из тех, кто открывает перед дамой дверь и выдвигает стул, и я готова поспорить, что он произносит «мэм» и «сэр» так же непринужденно, как это делал его брат.
Он огибает угол здания и, ныряя в темноту, бросает оба мешка в мусорный контейнер, стоящий неподалеку. Но возвращается не сразу и даже не смотрит в мою сторону. Вот тогда меня прошибает пот.
Произойди это чуть раньше, когда каток еще был открыт, я бы попробовала убедить себя в том, что наша встреча здесь – чистая случайность. Но в столь поздний час, когда все закрыто, когда я помню, как он злился в прошлый раз, такое объяснение вряд ли прокатит. Именно эта мысль удерживает меня от того, чтобы последовать за ним, и я предпочитаю остаться на освещенной парковке.
– Как ты узнал, что я здесь? – Вопрос едва успевает сорваться с языка, а я уже знаю ответ. Ведь сама рассказала ему историю о том, как его брат разрешил мне сесть за руль своего пикапа, чтобы добраться до катка, где я работаю. Полагаясь на удачу, он мог предположить, что я по-прежнему здесь тружусь. На самом деле мне следовало бы задать другой вопрос: почему он ждал, пока закроется каток и я останусь одна на пустынной парковке, чтобы подойти ко мне?
Когда он наконец встречается со мной взглядом, я вижу, как играют у него желваки, и догадываюсь, что он пришел вовсе не для того, чтобы поблагодарить меня за ремонт пикапа – да я и не ждала от него благодарности. Мое сердце бьется сильнее, когда он подходит ко мне, словно крадучись, и останавливается на краю освещенного пятачка парковки, где я все меньше чувствую себя защищенной. Он вытаскивает что-то из кармана и протягивает мне в сжатом кулаке.
Деньги.
Глава 6
– Здесь вся сумма, – произносит Хит тоном холодным, как лед, с которого я только что ушла. – Пересчитай.
Я сглатываю, прежде чем ответить, и мой голос звучит куда теплее.
– Тебе вовсе не нужно возвращать мне деньги.
Хит понижает голос, но говорит с большей горячностью, наклоняясь ко мне. Его темно-каштановые волосы падают на скулы, серые глаза ловят отражение огней и как будто вспыхивают.
– Мне не нужно, чтобы ты платила за ремонт моей машины.
От него веет агрессивностью, так что у меня мурашки бегут по коже и я теряюсь, не зная, что сказать. Мне не привыкать к враждебности со стороны знакомых и даже совершенно незнакомых людей. Поначалу я принимала это как должное – а что еще я могла сделать, когда все вокруг стали говорить ужасные и злобные вещи о моем брате и гадости о моих родителях и сестре, которой тогда едва исполнилось тринадцать? Моим первым побуждением было броситься на защиту нашей семьи от любых коварных – и, как мне казалось в то время, совершенно необоснованных – измышлений, распространяемых теми, кто прежде улыбался нам при встрече. Я не позволяла даже более мягким и сдержанным вопросам и сожалениям от моих тогдашних друзей поколебать мою твердую, несокрушимую веру в брата и его невиновность. Весь месяц, с той самой ночи, когда арестовали Джейсона, до его первого появления в суде и последующего предъявления обвинения, я стояла за него горой, не позволяя никому бросаться намеками и тем более говорить дурно о моем брате. Я считала и до сих пор считаю его арест ошибкой; улики – притянутыми за уши либо ложными. Мой брат не убийца. Я бы предпочла нажить себе врага в каждом из своих друзей, чем хоть на секунду поверить в то, что мой брат способен отнять чью-то жизнь.