Выбрать главу

— Боже, прости меня, — его рука коснулась моей щеки, возвращая мои глаза к нему. — Я не могу поверить, что сделал это. Даже когда я целовал ее, мой желудок сводило от этого. Но это был не я, Мия, ты должна это знать. Я не в себе.

Его единственное, согревающее прикосновение все же сумело снять мое напряжение. Мои плечи опустились, когда я увидела, как жвачка выглядывает из его приоткрытых губ. Мы стояли так близко, и я закрыла глаза, чтобы вдохнуть запах его свежего дыхания. Когда я снова открыла их, меня встретили изумрудные, полные обожания глаза.

— Чего ты хочешь от меня, Олли?

Положив руки мне на плечи, он на мгновение поднял взгляд к потолку, как будто эти слова были написаны на потолочных панелях. Он всегда знал, что нужно сказать, и когда лучше промолчать. Да, своим голосом он заставлял мир замолчать, но своим молчанием он смог остановить время, и каждая частичка меня замирала, как на последнем вздохе.

Когда его голова снова опустилась, чтобы посмотреть мне в лицо, в уголках его глаз скопились слезы, и вот тогда я поняла, что сейчас передо мной стоит мой Олли.

— Я хочу, чтобы ты все равно любила меня, — по его щеке скатилась одна единственная слезинка. — Дай мне год, чтобы поправиться, и я подарю тебе целую жизнь.

Я нахмурила брови, когда моя голова вывернулась из его хватки. Он не мог быть серьезным.

— Год? Ты хочешь, чтобы я терпела это целый год?

— Мия, я схожу с ума. Я не могу потерять тебя из-за этого, но и не могу себя контролировать. Дальше будет только хуже, но я обещаю, всего один год. Дай мне этот год. После Долора я перестану принимать таблетки, и нам никогда не придется оглядываться назад, — слова Олли разносились повсюду, его тон был быстрым и неконтролируемым, таким как у меня только что, и вот я уже теряю его. В его глазах была видна борьба, когда он изучал мое лицо и считывал реакцию.

Единственный способ, которым я могла пережить следующий год - это не смотреть на его саморазрушение. Зная, что нам нужно сделать, новый уровень боли потек по моим венам, прежде чем атаковать все жизненно важные органы. Мне было больно просто думать об этом, и я знала, что следующие слова, которые я собиралась сказать, только удвоят эту боль внутри меня. Но это были слова, которые нужно было сказать, чтобы защитить то, что у нас было.

— Я дам тебе год, но мы не можем общаться...

— Нет, — заявил Олли, качая головой.

— Соблюдай дистанцию и держись от меня подальше.

— Нет, ты не можешь этого сделать ... — он обеими руками вцепился в свою шапочку, расхаживая взад-вперед.

— Я не могу видеть тебя таким. Ты не можешь появляться в моей комнате, сидеть со мной в столовой, и ты не можешь морочить мне голову. Ты будешь оставаться в стороне этот год, а когда мы уедем, я отдам тебе свою жизнь. Но не тяни меня за собой вниз, Олли. Возможно, ты и сможешь выбраться из этой ямы, но мне потребовалось одиннадцать лет, чтобы добраться сюда.

Олли бросился ко мне.

— Из-за меня! — произнес он сорвавшимся голосом, ткнув себя в грудь трясущимся пальцем. — Ты изводила меня на протяжении шести месяцев, и я поддерживал тебя и принимал твою темную сторону, потому что я, блядь, люблю тебя, а ты отказываешься сделать то же самое для меня?

Конечно, я бы сделала это, я бы сделала для него что угодно. Но я не могла этого сказать. Если я соглашусь сидеть сложа руки и позволю ему так обращаться со мной, он посеет в моей голове еще больше образов, от которых я никогда не смогу избавиться. Например, как он целует других девушек, толкает меня, отпуская ехидные комментарии или что похуже … Я не знала, смогу ли я когда-нибудь оправиться от всего этого. В конце концов, он ждал бы прощения, а я увядала бы с каждым днем от последствий моих решений.

— Это нечестно. Я не принимала лекарства, которые дурманили мне голову. А ты - да.

— Давай-ка проясним ситуацию, милая. Итак, ты здесь, — сказал Олли, указывая пальцем вверх, — и ты забыла взять меня с собой, — еще одна слеза скатилась по его лицу, когда его подбородок задрожал, — ты потеряла свою чертову хватку.

— Я никогда не ослабляла ее. Это ты поскользнулся! — Настала моя очередь плакать, но мои слезы текли не так легко, как у парня, стоявшего передо мной. Я боролась, и каждая из них была болезненным продолжением тех слов, которые он бросил в меня семь месяцев назад. — Несмотря ни на что, пока ты держишься от меня подальше, до тех пор, пока мы не уедем отсюда, я все равно буду принадлежать тебе.

— Это смешно, — Оливер вытер лицо рукавом и глубоко вздохнул. — Я не смогу.

— Это единственный способ. То, что ты сделал в коридоре, сломило меня. А твой поцелуй с Мэдди добил. Я не смогу сидеть и смотреть на все это. Через год от меня ничего не останется. Это единственный выход, Олли. Ты должен держаться от меня подальше.

Лицо Олли исказилось, он не понимал то, что я только что сказала ему. Он опустил свои зеленые глаза, как будто ему было больно смотреть на меня, и провел ладонью по своему лицу, отворачиваясь.

— Блядь, Мия, — выдавил он из себя. Его ладони ударились о книжную полку, когда он наклонился и опустил голову. — Какая же ты эгоистка, неужели тебе наплевать на то, что ты делаешь со мной прямо сейчас?

Я покачала головой и сделала шаг назад.

— Ну, чего ты ждешь? —Олли снова ударил ладонями о книжную полку, прежде чем выпрямиться. Он развернулся ко мне лицом и ударил себя в грудь. — Давай, прикончи меня!

Слезы, не перестывая, текли по моему лицу.

— О чем ты?

— Ты только что разбила мое гребаное сердце, и все еще стоишь здесь. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это оказать мне любезность и прикончить меня, и уйти. Потому что ты знаешь, что я даже дышать без тебя не могу. Давай, уходи, блядь! — Он указал на выход, устремив на меня налитые кровью, измучанные глаза. — Вали!

Все внутри меня хотело утешить его, но это только разрушило бы нашу конечную цель. Я оттолкнула его только потому, что была слаба и напугана. Одиннадцать лет я была мертва внутри. Если его разрушение вернет меня туда, я не знала, сможем ли мы вообще пережить этот год. Защищая себя, я рисковала потерять его. Осознание этого уже заставило меня пожалеть об этом.

Я повернулась и побежала по лабиринту обратно ко входу в библиотеку, не чувствуя под собой пола.

В голове крутились прошлогодние слова Олли: «Как бы долго я не блуждал здесь, я всегда нахожу дорогу назад». Тогда он говорил о том, что заблудился в библиотеке, и я молилась, чтобы также было и со мной.

Хотя после той боли, которую я ему только что причинила, я вообще не была уверена, что заслуживаю его любви.

Но прежде, чем я успела дойти до двери, чья-то рука схватила меня за запястье и развернула к себе.

— Сейчас, — задыхаясь, сказал Олли, оттаскивая меня от двери. — Я буду отсутствовать целый год, но ты мне нужна прямо сейчас! — Его неумолимые руки схватили мое лицо, большими пальцами он смахнул слезы, прежде чем прижался губами к моим.

Олли

Мия хотела провести год без меня, но прямо сейчас она была мне нужна. Медленно разгорающаяся ярость переполняла меня, и мне нужно было утолить ее, чтобы отпустить. Быть внутри нее. Подавить этот гнев нашей связью. Из ее горла вырвались тихие стоны, и я наслаждался ими. Хотя мы всегда боролись за контроль, сейчас было мое время, и в конце концов она сдалась мне, зная, что я нуждаюсь в ней.

Я зажал ее пухлые губы между зубами, подталкивая спиной к столу. Одним быстрым и точным движением я очистил стол от всего хлама, включая монитор, но нам было все равно, я нетерпеливо поднял ее с пола и усадил на край старого дерева.

Мия стянула с меня шапочку и провела ногтями по коже головы, усиливая мою дикую потребность в ней, отчего я стал пожирать ее сильнее в безмолвном крике о соединении. Она позволила мне раздеть ее. У нее была идеальная округлая грудь. Я неохотно оторвался от нашего поцелуя, чтобы посмотреть на нее, пока сердце бешено колотилось в своей клетке.

Обнаженная и совершенная, она сидела среди тысячи книг, мимо которых мы так часто ходили, и я пытался отпечатать в своем мозгу каждую ее деталь. Ее волосы, переплетенные темные и светлые прядки, веером обрамляли овальное лицо. Кожа цвета слоновой кости выделялась на фоне цветных переплетов, а большие золотисто-карие глаза горели огнем, когда она посмотрела на меня так, словно я был единственным мужчиной, достойным этого момента с ней.