Я откинулась на матрас с тревожными мыслями о том, к чему все это приведет. Итан сказал, что этого никогда не произойдет, но теперь я думала об этом. С Итаном было легко. Он был надежным. В нем было все, чего сейчас не было в Олли. Итан был бы правильным выбором, если бы он у меня был.
Но его нет. Олли лишил меня этого выбора, когда вошел в мою жизнь.
Вместо того, чтобы присоединиться к Бриа в лесу, я выбрала «День кино» в комнате отдыха - месте, которое я почти не посещала. Я стояла у входа, приоткрыв дверь, и искала знакомые лица на незнакомой территории. Свет был погашен, и все взгляды были устремлены на телевизор 1990-х годов, стоящий на тележке, как в старшей школе. В передней части комнаты были расставлены кресла-мешки, а с сзади стоял огромный диван. Многие принесли свои подушки и одеяла, и под тихий шепот и хихиканье раздавались звуки потрескивающего телевизора.
Охранник сидел под закрытым окном, задрав ноги и засунув руки в пакет с чипсами, и увлеченно смотрел на происходящее.
— Мия, — прошептал голос, и мои глаза скользнули по комнате, когда маленькая ручка взмахнула в воздухе. Тайлер. Вздох облегчения вырвался у меня, когда я подошла к ней, сидящей сзади с Гвен, свернувшейся калачиком.
Тайлер подвинулась от края дивана, и я скользнула рядом с ней, когда Гвен поприветствовала меня.
— Что мы смотрим? — спросила я.
— Два слова: Дилан О'Брайен, — сказала Гвен со вздохом и прижав руку к сердцу.
— Дилан?
Гвен указала перед собой как раз в тот момент, когда мальчик пробежал по экрану сквозь две стены, приближаясь к нему.
— А-а-а, поняла.
— Влюбляться в парней, которых ты не сможешь получить, намного проще, чем в настоящих. Они не могут причинить тебе вреда, — небрежно добавила она, пожимая плечами.
Тайлер фыркнула от смеха.
— А еще они не могут доставить тебе удовольствие.
— Эх, я все равно всегда лучше справляюсь сама, — призналась Гвен, прежде чем поджать губы и еще сильнее дернуть головой. Тайлер запрокинула голову, не в силах сдержать смех, когда двое ребят, сидевших на мешке перед нами, повернули головы, шикнув на нас. Гвен отмахнулась от них и повернулась ко мне.
— Кстати, о травмах, как ты держишься?
Я устроилась на диване и перевела взгляд обратно на телевизор, выигрывая время и гадая, о какой травме идет речь. Она узнала об инциденте со стеклом? Или о моем отце?
— О чем ты?
— Ну, вся эта история с Мэдди и Олли. Подумала, что это выбьет тебя из колеи.
Если, конечно, у тебя сейчас нет кого-то другого.
— Я в порядке. Тот поцелуй меня не волнует, — за исключением того, что это меня беспокоило, но если ты покажешь хоть малейшую слабость кому-то в этом месте, то это будет означать, что на тебя тут же нацелятся, а у меня и так было достаточно врагов, которые охотились за мной. Нельзя показывать слезы. Нельзя показать эмоций. Если люди узнают твои слабости, твои секреты, у них появится оружие, которое можно использовать против тебя. А Олли - единственное оружие, которое может уничтожить меня.
Гвен покачала головой, ее большая грудь, выглядывающая из выреза рубашки, двигалась, как желе.
— Я говорю не о поцелуе, а о том, что Олли трахнул ее, — мое сердце упало в желудок. Я посмотрела на нее, но не могла контролировать выражение своего лица. — И если мне придется еще раз услышать, как он играл с ее задницей, как с чертовой гитарой, клянусь, я пойду...
— Гвен! — взвизгнула Тайлер, отворачиваясь от нее и толкая в плечо. — О чем, черт возьми, ты думала?
Не говоря ни слова, я поднялась, и остальные слова Тайлер остались позади, пока я шла к двери.
После всего, через что мне пришлось пройти за последний месяц, нет ничего больнее, чем узнать, что Олли, не теряя времени даром, засовывает свой член в кого-то еще. И не просто кого-то, а Мэдди. И даже если он держался на расстоянии все это время, у него все равно хватило сил испепелить меня. Это был не тот ожог, который мы испытывали раньше. Этот пожар причинял неимоверную адскую боль.
Каждый шаг давался тяжелее предыдущего, словно к ногам были привязаны тяжелые камни, когда я шла по коридорам в надежде встретиться с ним. Жжение в моем сердце поднялось по груди к шее. Голова раскалывалась от сдерживаемого гнева и слез, которые хотели вырваться наружу. У меня не было плана, или заготовленных слов. Мне просто нужно увидеть его, чтобы бросить ему все в лицо. Неужели он опустился так низко, чтобы полностью разрушить наше будущее?
Когда я добралась до своего крыла, еще одна роза оригами, ожидавшая меня за дверью, только подогрела мою ярость по отношению к нему. Схватив напоминание, которое он мне оставил, я направилась к его двери и колотила до тех пор, пока дверь не открылась и на пороге не появился Олли с широко раскрытыми глазами и взъерошенными волосами.
— Мия?
Жжение распространилось на все мои органы чувств: глаза, к носу, к задней стенке горла и, в конечном счете, привело к звону в ушах. Дрожащей рукой я швырнула розу в его обнаженную покрытую татуировками грудь, и не сводила с него глаз, пока она падала на пол.
— Ублюдок, — сумела сказать я, и мне захотелось сделать ему так больно, чтобы он почувствовал ту же агонию, которая кипела внутри меня сейчас.
— Ты знаешь. — Эти два слова прозвучали как утверждение, а не как вопрос, и он опустил голову в знак поражение.
— С этого момента есть только я. Нас с тобой больше нет. Мы расстались в тот момент, когда ты перестал бороться за нас, — каждое слово было окрашено любовью, которую я знала когда-то, но она исчезала с каждой унцией силы, которую мне удавалось собрать.
«Назови меня лицемеркой. Назови меня эгоисткой. Продолжай ненавидеть меня».
Дело в том, что Олли знал, что нужно для того, чтобы я дошла до такого состояния. Он каким-то образом знал, что нужно сделать, чтобы разрушить мои стены, и он давил на меня этим и не отпускал.
И я точно знала, что Олли нужно в этот самый момент.
Единственный способ вернуть Олли - дать ему ту девушку, лишенную эмоций. Девушку без чувств. Гребаную социопатку, за которую он так упорно боролся.
— В тот вечер я говорил не про это! Я никогда не прекращал бороться! — Олли перешел на крик. — Послушай, мне жаль. Мне чертовски жаль, но я борюсь. Каждый ебаный день - постоянная битва, но я никогда не сдавался. Несмотря на все, что я сказал, я не сдаюсь...
Благодаря молитвам Олли мне удалось закрыть глаза и выключить свет. «Это только временно», напомнила я себе. «Только на время».
Я мысленно считала до тех пор, пока жжение не утихло и мое сердце не вернулось к ровному ритму.
Затем я открыла глаза.
И вот она прежняя я.
Слова Олли пронеслись мимо меня, прежде чем оборваться.
Он смотрел на ту меня.
Я скрестила руки на груди и посмотрела вниз, на наши ноги.
— Подними.
— Мия? — Олли тяжело дышал.
— Роза, — я пнула клочок бумаги, — подними ее.
Олли нерешительно наклонился и поднял розу, прежде чем снова посмотреть на меня. Выражение его лица оставалось растерянным, хотя он пытался прочесть мои мысли. Но я стала недосягаемой. Пустой. Теперь он не сможет причинить мне боль своей новой версией.
Я сделала это для него. Это был единственный способ достучаться до него.
— А теперь порви ее.
— Нет, — прошептал он. — Не делай этого.
— Порви, Олли! — закричала я, и Олли закрыл глаза. Мой тон сочился гневом, тело потряхивало от него, а свет в глазах потух. Я должна была выключить чувства. Олли медленно разорвал розу, и каждый кусочек полетел к нашим ногам. Как только последний кусочек приземлился на мой ботинок, я снова перевела взгляд на него. — А теперь проси прощения.
— Мия, пожалуйста. В твоих словах нет никакого смысла, — он потянулся ко мне, но я сделала шаг назад.
— Ты так любишь это слово, а теперь не можешь сказать?
Он опустил руки в стороны.
— Прости!
— Не мне, розе.
Олли опустил подбородок и вытянул руки в стороны.
— Мне чертовски жаль, — он снова посмотрел на меня, — лучше?