— Кому ты, блядь, рассказала?
— А это имеет значение? — она оттолкнула меня и поправила рубашку. — Все кончено, Олли. Между вами двумя все кончено, но даже это не самое смешное.
— О чем ты говоришь? — спросил я.
— Тебе следует вымещать свой гнев не на мне, — прошипела Мэдди, возвращаясь к своему обычному образу суки. Вот она, та Мэдди, которую я хорошо знал.
Краем глаза я заметил, как Бриа сделала шаг вперед и положила руку мне на плечо.
— Давай уйдем. Она не стоит того, — мои нервы достигли предела. Я больше не мог сдерживаться. Я не знал, что делать: кричать, рыдать, врезать кулаком по дереву или засунуть свой член в киску. Была только одна девушка, которая могла заставить все это исчезнуть, и прямо сейчас я смотрел не на нее.
— Я провожу тебя обратно в здание.
Я вырвался из хватки Бриа и засунул кулаки в карманы. Сдерживая себя. Контролируя себя.
— Мне не нужна твоя гребаная жалость. Отвали, — повернувшись лицом к Мэдди, я поборол дикое желание ударить ее.
— Держись подальше от Мии и от меня.
Сидя в одиночестве, я наблюдал за Мией издалека. Прячась под шапочкой и капюшоном, я вслепую ковырялся вилкой во всем, что было у меня на подносе, не сводя глаз с Мии, как стервятник. Мои зубы болели от постоянного скрежета. Не отводя глаз, я сунул руку в карман и вытащил жвачку, прежде чем положить ее в рот.
«Она не могла видеть меня, но я мог видеть ее».
Ее улыбка исчезла.
Она сидела, уставившись на стол перед собой, пока остальные разговаривали, словно ее там не было. Она была потеряна. Она нуждалась во мне. «Я нуждаюсь в тебе так сильно, что это причиняет адскую боль». Я был тенью, темной стороной. Когда-то я был светом, отбрасывающим тени. Теперь я не знал, откуда исходил тот свет, который заставил меня все еще ... просто быть.
«И да, я знаю».
Этот свет был постоянным напоминанием о том, что меня ждет, когда тьма рассеется. Он светил надо мной, как фонарик - память о нас. Вместо того, чтобы стоять в нем, держась за ее руку, я был отброшен на дно в виде черного силуэта. Иной оттенок тьмы. Оттенок бытия.
Место, где я никогда не хотел быть.
Я не сводил с нее глаз, пока обдумывал свой следующий ход, пока боль не убила меня. Затем я крепко зажмурился, изгоняя образы того, кем мы стали, и представляя, какими мы были раньше. Вспоминая о прикосновениях Мии, ее сладком успокаивающем голосе, энергии, исходящей от нас в одной комнате, и то, что она заставляла меня чувствовать. Я проигнорировал звяканье своих колец о край стола, когда нервно постукивал по нему пальцем.
Мои глаза щипало от непролитых слез с того самого момента, как она оставила меня на коленях у двери. Мое сердце стало холодным. Я чувствовал, как этот холод распространяется по моим костям. Все тепло исчезло. Я крепче зажмурил глаза. Звон усилился, теперь он был единственный звуком в моих ушах.
Я даже больше не мог представить ее поцелуй. Я не мог представить ни единого момента, когда мы были бы вместе. Все, что я видел, это темноту.
А потом я перенесся в то время, о котором никогда не хотел вспоминать.
Холодно, слишком холодно. Единственное тепло в этом маленьком чулане от меня. Хотя, если я убираю руки от ушей, чтобы обнять себя, то слышу крики.
— О, — шепчу я в кромешной тьме. Его очертания видны в свете, который сочится через отверстие в двери - отверстие, которое пробил злой старик, услышав мой плач. Теперь я молчу.
Дыхание Оскара становится громче, когда его пальцы обхватили что-то внизу, и мне хочется, чтобы они оказались на мне и согрели. Я пытаюсь отвести взгляд, но не могу. Он стоит на коленях, наблюдая за мамой. Возможно, он следит за тем, чтобы ей снова не было больно, но, похоже, вместо этого он делает больно себе. Его рука усердно двигается вверх-вниз там внизу. Может быть, ему нужно сходить на горшок. Ему не нужно делать себе больно. Это получается само собой. Ты просто ждешь и это происходит.
— Иди сюда, — шепчет О, держась одной рукой за выпуклость внизу, а другой махая мне. Но я не хочу двигаться. Теряя терпение, он тянется рукой к моей шее, а затем прижимает к двери.
— Маму трахают. Скоро ты тоже сможешь. Не ее, конечно, это мерзко, но ты сможешь трахать других девчонок, как настоящий мужик.
Мои глаза остаются закрытыми, когда я пытаюсь отстраниться, отказываясь смотреть на тот грех, который там происходит. Оскар щиплет меня за шею, и от боли я открываю глаза. Мама склонилась над кухонной стойкой, и я не могу отвернуться, но мой мозг умоляет остановить это, прекратить это.
Моя мама резко раскачивается, ударяясь о стойку, когда он заходит сзади, и ее голова откидывается назад.
Нет, она не оступилась.
Он дернул ее.
Демон запустил руки в ее иссиня-черные волосы, а его волосатая грудь билась о ее спину.
— Нет, — выдыхаю я.
— Да, — шипит О. — Достаточно скоро я заберу этот бизнес. Ты и я, брат. Наконец-то мы сможем выбраться из этой дыры, получить этот гребаный город и всех этих кисок, которые будут есть у нас с рук.
Я хочу спросить, о чем он, но не могу говорить. Пальцы Оскара впиваются мне в затылок, по моему телу бежит холод, а мамины крики пронзают меня насквозь. То, что я вижу вызывает у меня тошноту.
— Но командовать буду я, Оливер, — выдыхает он, каждое слово выходит резким и неровным. — И, если ты когда-нибудь тронешь одну из моих девочек, я заставлю тебя смотреть, как я буду избивать их, пока тебе не захочется вырвать себе глаза. Это клятва, брат. — Оскар прижимает меня к холодной стене, и, хотя мне больно, я просто рад, что больше не вижу маму.
Оскар ударяет ладонью по дверному косяку, его тело дергается, пока он не оседает вниз. Слегка наклонив голову, он смотрит мне в глаза.
Злой. Мрачный.
Я морщусь.
— Не волнуйся, Оливер. Я найду тебе отличную задницу. Только не одну из моих.
Открыв глаза, я увидел, что Мии нет. Весь ее стол опустел. Я осмотрел столовую, пока студенты расходились по своим комнатам.
Я всегда помнил свое прошлое. Воспоминания всегда преследовали меняи разъедали, но они были напоминанием о том, каким человеком я отказывался быть. С тех пор, как я научился контролировать дозу, демоны внутри меня пытались использовать мое прошлое по-другому. Они сводили меня с ума.
Рядом со мной появился Джерри.
— Пора идти.
Встав, я собрал свой мусор и мимоходом выбросил его в ведро. Мои мысли снова вернулись к Мии.
Напряжение обвило мой череп, впиваясь в кости, словно когти. Направляясь к крылу, я почувствовал, что Мия где-то рядом. Гул в моей душе был безошибочным. Мое сердце вибрировало в клетке, созданной дьяволом, и мой бесстыдный член жаждал оказаться внутри нее.
На полпути я остановился и поднял голову, пока наши глаза не встретились. Пижамные штаны, которых я никогда раньше не видел, низко сидели на ее бедрах. Я знал каждый предмет одежды, который был у нее раньше. Я больше ничего не знал о ней, потому что жил в мире, где не было меня.
Выпавшие из пучка мокрые пряди прилипли к ее шее вместе с капельками воды, которые она не успела вытереть.
Золотисто-карие глаза все еще смотрели на меня, сияющие и полные жизни.
Она была в полном порядке, наверху, не разу не поскользнувшись. Возможно, ей было хорошо без меня.
Мия держала меня в плену у душевной боли, и мне было больно смотреть на нее. Агония усиливалась, проникая в костный мозг. Мне хотелось вырвать ее.
Стоя в нескольких шагах от нее, я обратил внимание, как поднимаются крошечные волоски на ее обнаженных руках. Мой взгляд блуждал по ней, дюйм за дюймом. Ее тело покрыли мурашки, и мои глаза спустились к ее груди, она была без лифчика, дразнила меня, как чертовы демонические тени.