Она отвернулась, и мне хотелось, чтобы она прекратила эту боль, разъедающую меня изнутри, избавила меня от страданий. Это было меньшее, что она могла сделать.
Она потеряла свою чертову хватку, но я все еще любил ее до такой степени, что ненавидел.
И прямо сейчас я хотел трахнуть ее, чтобы показать ей, насколько сильно.
Как будто вода была настолько холодной, что обжигала.
Чертово обморожение.
Мия
Не прошло и шести часов, как я оттолкнула Олли, а он уже стоял и смотрел на меня, как на закуску: челюсти напряглись, кулаки сжались, а ноздри раздувались, вдыхая кислород. Взгляд хищника пригвоздил меня к месту. Достаточно было просто посмотреть в его разъяренные глаза, чтобы понять, я добралась до него. Бинго.
Я толкнула свою дверь, и адское пламя уперлось мне в спину, направляя меня вперед через дверной проем. Знакомые пальцы нетерпеливо схватили меня за талию, впиваясь между мышцами и костями. С моих губ сорвался вздох, и Олли пинком захлопнул за нами дверь. Все мои вещи упали на пол. Родные губы коснулись мочки моего уха, когда его высокая фигура прижалась ко мне сзади, пригвоздив к двери.
Олли - знакомый, теплый, безопасный. Мое сердце забилось от его близости. Горячее дыхание коснулось моей холодной кожи, и знакомый мятный аромат воцарился между нами. Не говоря ни слова, Олли бесцеремонно просунул пальцы внутрь пижамы и трусиков, спустил их по моим бедрам и провел пальцами по коже.
— Олли ...
Слезы затуманили картину вокруг меня, моя киска горела от потребности, умоляя о дозе в виде его рук: ощущать его прикосновения, быть обожаемой им. Оттолкнуть его было невозможно.
Его зубы прошлись по моему плечу до затылка, когда его член потерся об меня. Я потянулась к нему, желая прикоснуться, запустить пальцы в его волосы, но он перехватил мое запястье и, взяв обе мои руки, положил их на дверь перед нами. Его поведение было неестественным - жажда и злость.
Одной рукой он надавил мне на середину спины, пока мое лицо не прижалось к двери. Его хватка на моих запястьях усилилась, и его колено раздвинуло мои ноги. Беззащитная и обнаженная, внутри меня закипела похоть, когда моя киска запульсировала в такт ее ритму. Олли никогда бы не причинил мне вреда, мое сердце нуждалось в подпитке.
— Я хотел трахнуть ее, но не смог, — сообщил Олли жестким и лишенным эмоций голосом. — Я физически не мог, потому что я, блядь, твой раб.
Один палец скользнул по киске, и я задрожала. Олли опустил голову мне на плечо, глубоко вздохнув. Я попыталась повернуться, чтобы посмотреть на него, но он убрал руку и снова прижал мое лицо к двери.
Замешательство ослепило меня.
Его ладонь вернулась, и он снова провел пальцами по киске, не стремясь доставить мне удовольствие, каждое движение было для его удовольствия. И снова я ничего не сделала, чтобы остановить его. Я поглощала его, его близость, его прикосновения, его прерывистое дыхание, касавшееся моей кожи. Я принимала все это.
Пальцы проникли внутрь, растягивая меня, толкаясь в меня, трахая меня.
— Вели мне прекратить, — предупредил Олли, его голос был прерывистым и тревожным, пока он пытался дышать. Когда я не ответила, он притянул меня к себе, а другой рукой схватил сзади за шею. Он толкнулся в меня сильнее, голодный, жаждущий.
— Твою мать, Мия. Останови меня!
— Нет! — закричала я.
Он ослабил хватку на моем запястье, и в тот момент, когда мне показалось, что внутри него что-то щелкнуло, он вытащил свой член и потёрся об меня. Твердый, массивный и необузданный. Олли захлестнула волна ярости, он стиснул мои бедра и оттащил меня от двери, а затем толкнул к столу.
И все же я не испугалась его, а только забеспокоилась ... потому что это был не он. Он никогда не был грубым со мной. Он никогда не толкал меня. Он никогда не трахал меня. И все во мне кричало, что это именно то, что он собирается сделать. Впервые Олли собирался трахнуть меня. Прежде чем я успела повернуться к нему лицом, Олли запустил пальцы в мой пучок и прижал мое лицо к столу.
Словно потеряв всякую способность двигаться, я превратилась в то, что ему было нужно, и все из-за того, что не хотела говорить «нет». На этот раз я была его боксерской грушей. Прижавшись грудью к столу, широко расставив ноги и приподняв задницу, я почувствовала, как его пальцы раздвинули меня, а затем его налившийся член вошел в меня. Я прикусила губу, чтобы не закричать, пока кровь не потекла мне в рот, а он продолжал мстить мне.
Снова и снова он врезался в меня, держа в кулаке мои спутанные волосы и оттягивая мою голову назад.
Снова и снова его таз грубо врезался в меня, пока мои глаза оставались прикованными к матрасу, на котором мы обычно занимались любовью.
Снова и снова, он входил в меня, оставляя следы глубже, под кожей, пока теплая сперма не хлынула внутрь меня.
Затем все прекратилось.
Тишина.
Безмолвие.
Он так и остался стоять, глубоко во мне. Все его тело дрожало, когда он пытался выровнять дыхание. Время тянулось медленно, слишком медленно, пока мы оба застыли в моменте, все еще связанные. Я не видела его лица, потому что он не позволил мне видеть его таким. Если бы он встретился со мной взглядом, он бы не смог пройти через это, но это все равно сломило его, потому что его тело содрогнулось от сожаления.
Наконец, он вышел, и теплая жидкость потекла по моему бедру, но я все еще не могла пошевелиться. Я не могла говорить. Я закрыла глаза, впиваясь зубами во внутреннюю сторону щеки.
Прошли секунды, и звук закрывающейся за ним двери был единственным признаком того, что его возмездие свершилось.
Маленькая стрелка зависла над цифрой три, пока я ждала, когда Итан войдет в дверь. Он уже должен был быть здесь. В ту единственную ночь, когда мне отчаянно не хотелось чувствовать себя одинокой, я была одна. Я вспомнила дни, когда все, чего я хотела - это побыть одной. Я ни в ком не нуждалась, пока не пала жертвой любви.
Я не злилась на Олли за его поступок, наоборот, он показал мне часть себя, и я наконец поняла. Как одеяло, он укутал меня в аду - место, из которого он не мог вырваться, и чтобы дать мне почувствовать хотя бы частичку той пытки, с которой он сталкивался каждый божий день. В каждом его слове я чувствовала борьбу внутри него. Каждый раз, когда он крепче сжимал меня в объятиях, это был невысказанный крик о помощи. Каждый его вздох был криком. Каждый толчок был мольбой о пощаде, и единственным человеком, который действительно принимал эти удары, был он.
Я чувствовала это.
Словно призрак, бесцельно бродящий по земле, потерянный и сбитый с толку, неуслышанный и невидимый, я чувствовала внутреннюю боль Олли. И это же чувство не давало мне сомкнуть глаз в медленно текущие ночные часы.
Мои глаза оставались открытыми, тяжелыми, но все же сопротивляющимися, я смотрела на дверь в другом конце комнаты, пока за окном не взошло солнце. Единственным звуком было дребезжание вентиляционной трубы. Мои мысли вращались, как бешенный хомяк в колесе. Круг за кругом. Визит моего отца. Олли. Стекло на кровати. Олли. Мертвая кошка. Олли. Концентрация внимания превратилась в невозможное действие, которое я никак не могла осилить.
Затем раздался звук блокировки дверей, напомнив мне, что я так и не поспала.
Обычно я вскакивала из постели при этом звуке. Я должна была взять свои вещи и отправиться в общий туалет раньше всех остальных. Но сегодня была суббота.
Мы с Олли раньше проводили субботы в библиотеке. Потом с Зиком в кабинете групповой терапии за пианино. Но сейчас мне не хотелось вставать с постели. Я провела всю ночь без сна, обнаженная и опустошенная после своего короткого путешествия в ад Олли.
Мне показалось, что на моих веках сидят два слона, и я закрыла их всего на секунду, когда стук в дверь заставил их снова открыться, и посмотреть на часы наверху.
Девять.