Мой взгляд переключился на Олли, когда мои пальцы заиграли новую мелодию, песню, которую я когда-то услышала, но до сих пор не понимала смысла.
Сейчас? Она поразила меня в самое нутро, воспламенила мое сердце и зажгла мою душу.
«Firestone» (Прим. ред.: «Кремень» — сингл норвежского диджея и продюсера Kygo с участием австралийского певца Конрада Сьюэлла, выпущенный «01» декабря 2014 года).
Олли сидел на черном складном стуле у окна с блокнотом, с ручкой в руках и ногами, закинутыми на другой стул. Капюшон исчез, и его растрепанные каштановые волосы падали на глаза. Его внимание переключилось с блокнота на меня, и наши взгляды встретились. Мой пульс замедлился до тяжелых одиночных ударов. Моя грудь сжалась, несмотря на то, что мои пальцы действовали самостоятельно. Его пальцы расслабились, и ручка, которую он держал, упала на блокнот. Ритм момента, песни, воспроизводили наш священный момент.
Напряжение с лица Олли ушло, но его выразительные глаза смотрели на меня все с той же проницательностью.
Я выдохнула, мой мозг, наконец, вернулся к реальности, я одарила его улыбкой и покачала головой. Олли опустил голову, но на его губах появилась улыбка, прежде чем он снова поднял взгляд, и его улыбка стала шире, пока он смотрел на нас с Зиком.
Он тоже почувствовал это.
Зик поднялся и подошел ко мне, когда я доиграла последние аккорды «Firestone». Он неохотно обвел взглядом пространство рядом со мной. Я подвинулась, освобождая для него место, и похлопала ладонью.
— Я научу тебя.
Зик не был глухим, просто не разговаривал, и это был первый раз, когда он заинтересовался чем-то. Летом я спрашивала его об этом много раз, но до этого единственным его ответом было быстрое покачивание головой и взмах руки.
Двумя пальцами я воспроизвела простую ноту на левой стороне клавиш, надеясь, что он повторит ее. Зик провел двумя указательными пальцами справа по клавишам. Как только второй палец нажал на клавишу, и прозвучал не похожий минор, он отдернул руку.
— Все нормально. Я тоже ошибаюсь.
Выпрямившись, я сделала глубокий вдох, заставляя его повторить, и снова нажала клавиши в той же последовательности.
Зик скопировал мои движения, повторив с легкостью отрывок во второй раз, но сбился с ритма. Я поняла, что в этом мире есть два типа музыкантов - те, кто может воспроизвести мелодию на слух, и те, кто играет по партитуре, своего рода инструкции. Зик хорошо разбирался в инструкциях, и в этом не было абсолютно ничего плохого. Если у тебя есть сердце, страсть и стремление, то со временем все придет само собой.
— Хорошо, мы собираемся сыграть песню. Продолжай повторять этот отрезок и не останавливайся. Я сыграю вторую часть, — сообщила я, пока Зик продолжал. Я взглянула на Олли, который расслабленно сидел в своем кресле, не сводя глаз с нас двоих. Улыбка Олли сияла, его глаза сияли, и я снова переключила свое внимание на Зика, прежде чем заиграть вторую часть песни.
Зик оставался сосредоточенным на клавишах, его пальцы были выпрямлены, он не отставал от ритма, и моя игра не мешала ему.
— Да, отлично! — подбодрила я, продолжая играть первую мелодию, которую разучила на фортепиано. Я никогда не думала, что Зик дойдет до этого. Для него это был гигантский шаг, и я не могла стереть улыбку со своего лица, наблюдая, как он усердно концентрируется на мелодии, которую я учила его играть.
После еще трех повторений я сбавила скорость, проверяя, сможет ли он соответствовать моему темпу.
Он смог, и мы вместе остановились.
Зик повернулся ко мне лицом, крепко прижав палец к клавише, с сияющей улыбкой на невинном лице.
Мне захотелось обнять его или, по крайней мере, похлопать по плечу, чтобы он понял, что мы разделили потрясающий момент нашей жизни - начало чего-то нового, что мы открыли вместе. Но я не могла рисковать, я не знала, как он отреагирует на мои прикосновения. Его улыбки было достаточно, чтобы понять его мысли.
— Ты сделал это, приятель, — заявил Олли, привлекая наше внимание, когда шагнул к пианино. Его ладони ударились о крышку пианино, когда он наклонился над ней. — А теперь убирайся отсюда, — он кивнул головой в сторону двери с неизменной улыбкой на губах. — Мне нужно побыть наедине с любовью всей моей жизни, — каштановые кудри взметнулись, когда Зик оглянулся на меня, его улыбка была неуверенной, а глаза метались между моими. — Иди. Все в порядке.
Зик поспешно ушел, а Олли не сводил с меня глаз, пока дверь не закрылась. Единственный звук заставил его шагнуть вперед. Олли обошел пианино, затем перекинул ногу через скамейку, и встал лицом ко мне.
— Олли, — прошептала я. Близость между нами вытеснила все слова в моем разуме.
— Сыграй для меня еще раз, — попросил он едва слышным шепотом. — «Firestone». — Улыбка Олли завладела мной, а ямочки на его щеках стали глубже. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как я их видела. — Играй, — снова призвал он, отводя взгляд, и его лицо засияло. Зеленые глаза вернулись ко мне, и он наклонил голову. — Пожалуйста.
Я выдохнула и снова уставилась перед собой, неуверенная, как мне играть сейчас, когда все, чего хотели мои руки - это прикасаться к нему.
Я собрала все свое самообладание, и мои дрожащие пальцы пробежались по клавишам. Глаза Олли приковали меня к себе, превратившись в силу притяжения, удерживающую нас вместе в нашем пузыре, пока мое сердце трепетало в груди. Я знала, что, если бы мои глаза взглянули на него, я не смогла бы продолжать играть. Поэтому я смотрела четко перед собой, напоминая себе дышать.
Солнце просачивалось в темную комнату сквозь открытые жалюзи на большом окне. На середине припева рука Олли легла на мою, останавливая, и подняла меня со стула. В комнате воцарилась тишина, его руки обняли меня за плечи, притягивая к себе, и он закрыл глаза.
— Куда ты все время ускользаешь? — спросила я, поднимая голову и прижимаясь к нему бедрами.
Олли провел руками по моим волосам и открыл глаза.
— Ты. Твоя музыка. Мы. Мы заслуживаем лучшего, чем находиться в этом месте, ты так не считаешь? — Его глаза осмотрели комнату, прежде чем вернуться ко мне. — Ты слышишь это, Мия? — Я покачала головой, и Олли снова закрыл глаза. — «Firestone», — сказал он на выдохе. Он медленно раскачивал нас взад-вперед, пока в голове звучала песня, и мы танцевали где-то не в плохо освещенной комнате исправительного университета. — Куда ты хочешь пойти, любимая?
Я улыбнулась.
— Куда угодно.
Пульс на шее Олли участился. Зеленые глаза стали более светлого оттенка. Беззащитный. Обнаженный. Уязвимый. Он облизнул губы и опустил взгляд на мой рот, и наши движения остановились. Его пальцы прошлись по моим волосам, откидывая мою голову назад, чтобы я повернулась к нему лицом.
Он наклонил голову и обхватил мои губы своими, в то время как его руки скользнули вверх по моей шее и обхватили мою голову. Его прикосновения, его губы, вкус мяты - все это успокаивало и утоляло меня одновременно. Комната закружилась, когда он отстранился и прижался своим лбом к моему, чтобы удержать нас на месте.
И вдруг меня подхватили за бедра, подвели к основанию пианино и оставили стоять там. Олли трусцой пробежал через комнату и запер дверь, а когда возвращался обратно, шел длинными шагами, и его эрекция проявилась через брюки. Он сжал свой возбужденный член и остановился на месте. Сделав шаг назад, он изучал меня, пока во мне пробуждалась потребность.
— Олли, иди сюда, — я сделала шаг вперед.
Он покачал головой.
— Стой там, любимая. Я просто хочу посмотреть на тебя.
От его взгляда моя кожа горела.
Он глубоко вздохнул, сделал несколько шагов ко мне и поднял меня над пианино.
Его сдержанность оставалась для меня загадкой, потому что все, что мне было нужно сейчас, это чувствовать его внутри. Мы оба помнили, как он трахал меня, и сожаление сквозило в его действиях и навсегда запятнало его душу.