Опьяненная и свободная, я закрыла глаза, чтобы ощутить то, что заставлял меня чувствовать его взгляд. Живой.
— Потанцуй со мной, — настаивала я, медленно моргая. Олли лениво провел рукой по груди и вниз по татуированному животу, прежде чем молча подняться на ноги. Он забрал бутылку у меня из рук и поднес к губам. Комок в горле шевельнулся, когда он сглотнул, и затем поставил бутылку на стол. Влажные губы заблестели, а в его глазах появилось желание. Он сократил дистанцию и провел кончиками пальцев вверх по моей руке.
— Я не знаю, что мне нравится больше, — медленно произнес он, проводя пальцами по моей ключице. — Наблюдать, как ты теряешься в одиночестве или быть частью этого, — медленно продолжил он, — Ты хоть представляешь, что делаешь со мной, любимая? — я покачала головой, и Олли склонил голову набок. — Всю ночь я изо всех сил стараюсь оставаться неподвижным. Твое дикое сердце бьется в такт твоему духу дикарки, и было бы грешно запятнать такую красоту голыми руками. И все же... — Его пальцы скользнули вниз по центру моей груди. — Я ничего не могу с этим поделать. — Его взгляд переместился с его руки на мою вздымающуюся грудь, а затем на мои губы. — Видишь мою дилемму?
Алкоголь высвободил поэта. Слова текли без усилий, тон ровный и медленный, удушающий и реанимирующий - оживляющий яд, извергающийся из уст, созданных Богом. Его пальцы прошлись по поверхности моего обнаженного живота, прежде чем он скользнул ладонью вниз, к моей талии. Когда песня повторилась, он положил телефон на стол другой рукой, наши лбы соприкоснулись, и мы начали танцевать. Вместе.
Глаза Олли смотрели в мои, и он облизнул губы. По коже побежали мурашки, несмотря на тепло, исходящее от его пылающей кожи. Мы танцевали до тех пор, пока до запуска фейерверка оставалась минута и мы подошли к окну. Я ждала, мой взгляд был устремлен в темноту, а он стоял рядом, держась за руки.
Боковым зрением я почувствовала тяжесть его взгляда.
— Смотри, Олли, — постучала я по стеклу.
— Ага.
И тут прогремел фейерверк, озарив небо. Цвета слились воедино - синий, пурпурный, белый, красный - цвета надежды и нового года. Олли сжал мою руку, и я повернулась к нему лицом.
— Закрой глаза, любимая, — сказал он.
— Куда мы отправимся?
— К звездам.
Затем его губы прижались к моим, прежде чем его руки коснулись моего затылка. Олли повел меня туда, к звездам, к фейерверкам. Его поцелуй имел вкус мяты и красного вина. Мы погрузились друг в друга, прежде чем моя жадность взяла верх. Мой язык проник сквозь его припухшие губы, желая проникнуть в его кровоток, и тихий стон вырвался из его горла.
Медленно. Драматично. Мучительно.
Три потрясающих ингредиента, из которых состоит Оливер Мастерс, и то, как он двигается. Лямки моего лифчика соскользнули с моих плеч. Его руки неторопливо двигались по тонкой ткани, большие пальцы коснулись моих затвердевших сосков, в то время как его рот совершал путешествие вниз по моей шее и ключице.
Пьяная и нетерпеливая, я не могла устоять на месте, пока он стягивал его вниз. Холодный воздух окружил мою грудь, и он взял ее в свои руки, прежде чем его язык закружился вокруг соска, посылая волну тепла по моим венам. Я облокотилась спиной на окно и откинула голову назад, когда Олли опустился на колени. Позади меня и внутри меня взрывался фейерверк. Я провела пальцами по его непокорным волосам, чтобы не упасть, и просто потому, что мне нужно было прикоснуться к нему.
Он стянул с меня нижнее белье, мои внутренности свободно поплыли, и Олли провел языком по моей киске, собирая влагу. Мое сердцебиение спустилось к клитору, и он нежно потянул его зубами, прежде чем взять в рот всю меня. Он закинул мою ногу себе на плечо, чтобы получить больший доступ, отчего мои ноги задрожали. Попытка держать себя в руках стало невыполнимой задачей.
В состоянии опьянения или нет, Олли не знал границ, когда речь шла о том, чтобы доставить мне удовольствие. Его ладони схватили меня за попу, заставляя прижаться к его губам. Я хотела закричать, но грудь сжалась, когда его язык ворвался в меня. Я сжала его волосы. Мои ноги ослабли, и я полностью зависела от него, держась за него, пока он вел меня к оргазму.
— Олли, — крикнула я.
Но он лишь раздвинул меня рукой и притянул ближе к своему карающему рту, чтобы вобрать всю меня. Олли наслаждался моим оргазмом, полностью опустошая меня, пока не встал на ноги. Его припухшие губы заблестели и растянулись в ленивой улыбке.
— Ты в порядке, любимая?
Жар потек по моей шее и щекам, и я закрыла лицо руками. Олли одним движением подхватил меня на руки, и я обхватила его ногами. Мой мокрая киска скользнула по его тазу, мое естество все еще трепетало внутри.
Эрекция Олли упиралась в его брюки.
— Где ты хочешь заняться любовью? — Его губы задержались на моих. — Мне нравится этот вид, но решать тебе, любимая.
— Прямо здесь, — прошептала я и поцеловала его влажные губы, пробуя себя на вкус. Он прижал меня к окну и сбросил свои штаны, его твердый член уперся в меня, и он отстранился, чтобы посмотреть. Зеленые внимательные глаза наблюдали, его губы задрожали, и я медленно отодвинулась, чтобы ввести его член в себя.
— Я держу тебя, — сказала я.
Три слова, чтобы напомнить ему, что можно отпустить.
Ладонь Олли ударилась о стекло, прежде чем он полностью вошел в меня. Он выдохнул и закрыл глаза, и на краткий миг мы замерли, соединенные как одно целое. Я прикоснулась к его лицу, возвращая его к действительности. Последовавший за этим кайф погрузил нас обоих в сладкое безумие. Мы подгоняли друг друга, преодолевая множества вершин. Губы и языки скользили по каждой поверхности, а руки удовлетворяли каждое желание.
Где-то в конце пути мы оказались на полу среди груды подушек и одеяла, а из маленького динамика моего телефона лилась музыка. Мы занимались любовью всю ночь напролет, до восхода солнца. Очарование ночи преодолело наше похмелье, и акустическая гитара с народной песней наполнила воздух вокруг наших разгоряченных и скользких конечностей.
— Тук-тук, — прошептал Олли, накручивая прядь на палец.
Я легла на него сверху, и на моих губах заиграла усталая улыбка.
— Кто там?
— Оливия.
— Какая Оливия? — спросила я, проводя пальцем по татуировке у него на груди.
— Оливия, это ты. (Прим. Ред.: с англ. “Olive.” “Olive who?” “Olive you.” последняя реплика созвучна с английским “I love you” (в пер. Я люблю тебя)).
Когда я отстранилась от его груди, Олли опустил глаза и посмотрел на меня с мальчишеской ухмылкой.
Обнаженные и прижатые друг к другу, мы заснули под успокаивающую музыку в первый день нового года.
Олли
— Вы пропускали прием лекарств?
Мое колено дернулось под его пристальным взглядом. Чувствовал ли я себя виноватым? Ни в малейшей степени. Но тяжесть взгляда доктора Буталы ощущалась так, словно весь кампус Долора сидел у меня на груди. Я хотел бы называть себя честным человеком ... Но только так я освобожусь от зверя, который бушует внутри меня.
Таблетки. Прошлое. Оскар.
«Пошел нахуй, Оскар».
— Нет, — солгал я, и эта чертова ложь пробежала по мне до кончиков пальцев, которыми я боробанил по колену.
Доктор Бутала сузил глаза, увеличивая вес лжи. Я едва мог дышать. Ложь, которую я только что произнес, нависла надо мной темным облаком с двумя огромными стрелками, направленными мне в голову, и мигающей надписью «Лжец». Все мое тело противилось тому, что делало мое сердце и душа, но у моего рта был свой собственный разум.
Если он узнает, то применит силу, а я ни за что на свете не смогу вернуться к тому, кем был раньше. У нас с Мией оставалось всего четыре месяца до того, как мы выберемся отсюда. Оказаться в психушке не входило в план. А вот защитить ее - да.