На третий год пришло последнее письмо от Софии. Она почему-то написала его на бумаге, и было ему особенно дорого – в нем девушка писала о любви и вспоминала об их первой встрече. Он перечитывал письмо Фердинанду, пока бумага не стала рассыпаться руках.
На седьмую годовщину почтоприемник содержал только письмо от матери, в котором говорилось, что ее беспокоят усилившиеся мигрени и бессонница отца. Ни слова о друзьях, ни полслова о Софии. И само письмо – сухое, без лирических отступлений, без мыслей, без вздохов о тетушке Марте, в очередной раз выгнавшей мужа за пьянство. Как будто и не мама писала. Письмо почему-то тоже пришло на бумаге.
Больше из дома весточек не было. Как будто Франц прекратил свое существование у звезды с номером вместо названия и планеты, для которой даже номер казался роскошью. Понимание того, что он остался совершенно один, что там, откуда его принес одноразовый звездолет, больше его не ждут, как взрывом, разворотило душу. Несколько следующих лет они с Фердинандом ждали курьера с нетерпением страждущего. Так путник в пустыне высматривает оазис среди миражей. Сердце Франца отказывалось принимать очевидное. Все чаще его охватывал дикий гнев, обуздать который удалось только после того, как он едва не повредил механизм жизнеобеспечения.
Мысль о мучительной смерти надолго заставила его запереться в жилом блоке, откуда он выходил только для того, чтобы поесть. Он смутно помнил, что почти не появлялся в контрольном отсеке, забросив исследования, потеряв интерес к книгам и видеоиграм. Ему было страшно, что он останется здесь навсегда. Потом в голову пришла мысль, что письма не приходят, потому что с близкими людьми что-то случилось, и он опять впал в продолжительную депрессию.
Может, отец прав, и ему не стоило уезжать? Может, это как раз он эгоист, и, уйдя из дома, показал, что не заслуживает их любви?
– Фердинанд! – Франц заглянул под стойку, кота нигде не было. – Куда ты подевался, негодяй?
Этой идее он был обязан Софии. Невеста подарила ему котёнка, чтобы при взгляде на него Франц всегда вспоминал девушку с иссиня-черными волосами. Молодой человек тогда посмеялся над затеей, да и живность брать на борт строжайше запрещалось добрым десятком инструкций, но пушистого зверя взял. Как он проносил его мимо системы контроля и прятал под эластичным термокобинезоном – история, заслуживающая отдельного рассказа, если бы Франц умел их писать. Дважды его чуть не поймали, а один – нашли несоответствие по лишнему весу пилота, но оказалось уже что-либо поздно менять – так пушистый «заяц» остался на борту, а Франц заполучил на животе полный набор отметин, демонстрирующих «покладистый» нрав безбилетного пассажира.
В Компании его «пассаж» оценили, и вычли из жалования, что в общем ничего не меняло. Котёнок же отправился с Францем в межзвёздное путешествие, оказавшись той самой соломинкой, за которую цепляется утопающий, если поблизости не осталось ничего похожего на спасательный круг.
Фердинанд обладал фантастическим чутьём на настроение хозяина. Когда Франц «истекал» недовольством или по примеру отца метал громы и молнии, кот, как собака, сидел рядом и едва не вилял хвостом, преданным взглядом уткнувшись в его лицо. Он готов был часами выслушивать жалобы на судьбу, заботливо подставляя голову под широкую ладонь человека. Если же Франц находился в состоянии аффекта, кот просто прыгал ему на плечи и принимался тереться о щеку, издавая при этом звуки испорченного генератора и допотопного дизеля одновременно. Он один вытаскивал хозяина из депрессии и отвлекал от разговоров с кофейником.
Когда Франц едва не сломал систему жизнеобеспечения, именно Фердинанд сбил его с ног, прыгнув на грудь. Пушистый проныра словно почувствовал, что от этой штуковины зависит и его жизнь. Он визжал и царапался, норовя дотянуться своими когтями до любого открытого кусочка кожи, и защищал агрегат всеми семью килограммами отнюдь не жировой ткани.
Впрочем, покладистым и заботливым животное оставалось лишь до тех пор, пока Франц пребывал в унынии. Стоило человеку прийти в себя, улыбнуться, подумать о чем-то хорошем, как кот превращался в хитрую бестию. Он словно старался усыпить бдительность, а затем наносил удар: прогрыз шланг подачи сырья для автоматической кухни, каким-то чудом расстроил систему вентиляции, так что Франц некоторое время побыл в шкуре бедуина в пустыне; кошачий хищник рвал в клочья одеяла, когда ему казалось, что хозяин уделяет куску материи повышенное внимание, или грыз его носки. Однажды он даже пометил обувь, но был пойман на месте преступления и на целый день помещен в самодельную клетку, после чего, по-видимому, решил, что зашел чуть дальше красной черты и больше к биологическому оружию не прибегал.