— А голова слона? — Спросил он, глядя на стену над изголовьем.
— Фальшивка. Мама хотела повесить настоящую, но я должна была где-то положить этому конец. Не споткнись о корзину, которую я использую для всякого хлама.
— Понятно. А мачете — для…?
Я подняла его и крутанула в воздухе, прежде чем разрубить разлапистую пальму, которая перекрывала вход в спальню.
— Растения самые настоящие, и прежде чем привезти их ко мне, моя мать понянчилась с ними, так что теперь они растут, как сумасшедшие. Боюсь представить, что случится этим летом, когда до них доберется солнечный свет. Я думаю, что ты можешь двигаться дальше. Осторожнее с носорогом.
— Это скамейка? — спросил он, уставившись на большую деревянную фигуру, которая скрывалась среди кустарников, которые моя мать принудила жить в этой комнате.
— Ага. — Я обошла псевдо-леопардовый коврик, чтобы выбросить несколько дюжин расшитых подушек со своей кровати. — Ты можешь сесть на него верхом, но он не очень удобный. Я использую его рог как палку для чесания спины, когда чешется, а я не могу дотянуться. Итак… гм… мы здесь. Ты не хочешь раздеться?
Пэйн на мгновение задумался.
— А ты?
— Ну… — я посмотрела на него, очень внимательно посмотрела. Он не был красив как кинозвезда, но мне нравилось его лицо. Это было типичное шотландское лицо, продолговатое, с интересными скулами и линией подбородка, которая заставляла дрожать мои колени. Его глаза не имели себе равных, меняясь от темных, серо-грозовых, почти черных, до серебристых столь ярких, что они почти опаляли меня. Я была больше чем немного сбита с толку своим влечением к нему, но я не могла его отрицать. Так что плохого в том, чтобы ему поддаться? — Думаю, что я хотела бы, чтобы ты разделся первым, а затем я тоже разденусь.
— Это не справедливо, — сказал он, немного хмурясь. — Ты поставишь меня в невыгодное положение, если я буду голым, а ты нет.
— Ты уже видел мои титьки. Это дает тебе фору: все, что удалось мне — просто тебя потрогать.
— Я не видел твою грудь. Я видел твой лифчик.
— С моими титьками внутри. Это — одно и тоже, — оспорила я.
— Для тебя это действительно важно?
Я сморщила носик, думая об этом.
— Ну… не сказать, что это вопрос жизни и смерти, нет, но я пытаюсь быть с тобой на равных. Я немного нервничаю.
— И ты этим пользуешься в своих интересах, диктуя мне причудливый набор правил, которые просто выдумала? — ворчал Пэйн, но продолжал расстегивать свою рубашку.
— Возможно. Хорошо, так и есть. Ты отложил наш эксперимент, так что я буду придумывать правила. Правило номер один — ты должен раздеться первым.
— У тебя проблемы с телом? — спросил он, сбрасывая свою рубашку.
Мне потребовалась минута, чтобы ответить. Я схватилась за ротанговый столбик кровати, обернутый москитной сеткой, чтобы удержаться от желания снова коснуться этой великолепной груди.
— Как у всех. Ничего необычного. Что, ты думаешь, что у меня должны быть проблемы с телом?
— Нет, — сказал он быстро, пока я оглядывала себя. — Я просто интересуюсь. Слишком много женщин, которые недовольны собой. Приятно найти ту, которая этим не страдает.
— Да? Ну, в принципе, я хотела бы иметь все совершенное, но так как это не возможно без нового набора генов или очень дорогого пластического хирурга, я должна смириться с тем тельцем, что у меня есть.
— Это очень милое тельце, — сказал он вежливо, садясь на спину носорога, чтобы снять свои ботинки и носки.
— Спасибо. Я не возражала бы быть выше пяти футов четырех дюймов,[17] иметь грудь побольше, а попу — поменьше, но — увы. И я могу с собой ужиться.
— Это хорошее отношение к себе. Я никогда не понимал женщин, которые подвергают себя хирургическому вмешательству, чтобы соответствовать представлениям общества о красоте.
— Ну, я укоротила свои уши, — напомнила я ему, с интересом наблюдая, как он встал в стороне, положив руки на ремень.
— Да, но я полагаю, что это было сделано, чтобы избежать насмешек, которым ты, должно быть, подвергалась, когда была ребенком.
— Да. Хотя мой папа говорит, что заостренные уши моей матери очень сексуальны. Он любит их грызть. Мама говорит, что уши у эльфа — эрогенная зона, но я не думаю, что это правда.
Он расстегнул пояс, снял его и спорран[18] и бросил их на стул.
— А ты хочешь, чтобы я погрыз твои ушки?
— Они не заостренные, — ответила я, немного дрожа от предвкушения, и волнение закоротило мою нервную систему. — Ты специально остановился? Разве ты не снимешь килт, или ты внезапно понял, что занятия любовью в сто раз лучше, чем простой старый перепихон?