Это было счастье. Хотя все Ниццы и Лазурные берега оставались недосягаемыми, как Луна.
И я все время думала: если сейчас, когда ты банкрот и бесишься от того, что не можешь жить так, как привык, — мы так счастливы, что же будет, когда черная полоса закончится?
Я даже не придумывала и не загадывала наперед — рисование роскошных картин будущего было твоим излюбленным занятием. Я верила. Потому что мне было все равно — будет ли так. Я хотела, чтобы ты был счастлив. Чтобы мы были счастливы.
А теперь нет ничего. Да, ты стал важный и тусклый. Купил квартиру на #mayakovka, дом на Новорижке, и я перестала слышать хоть что-нибудь кроме бесконечных разборок с прорабами и мебельщиками. Машины. Тряпки. Ты покупал их так напоказ, что это было унизительно. Ты покупал меня. Прилюдно, пошло.
Ты стал изменять мне с того самого дня, когда решил, что уже КУПИЛ меня. Теперь все, никуда не денусь.
Твои девки сплетничали о тебе в интернете и вывешивали фотографии на @VKontakte.
Я решила уйти, когда поняла, что мне не больно от твоих измен. Что меня просто тошнит от тебя: самодовольного и равнодушного. Нет таких денег, ради которых стоит жить так, как мы живем последние два года.
А самое страшное, — никогда не было того человека, которого я полюбила. А он был классный.
— Давайте я просто расскажу, как Я понимаю написанное. Ваша @LinaU полюбила вас таким, каким увидела после банкротства: азартным, поглощенным какой-то идеей, мечтателем, верным, романтичным. Вероятно, она чувствовала вашу неуверенность в себе, внутреннее напряжение. Ей нравилась ваша целеустремленность. Все увиденное она приняла за базовые черты, которые не должны были измениться с изменением материального положения.
Потом ситуация поменялась, и она увидела в вас совсем другое: самодовольство, склонность к изменам, пренебрежение к ее чувствам, прагматичность, не скрашенную азартом. Ей нравилось быть помощницей — вот и деньги она у подружек занимала, и подрабатывала тайком — была равноправна с вами в союзе. А потом вы достигли желаемого уровня и она почувствовала себя игрушкой — неживой, неравноправной, зависимой. Ну а ваши измены только подчеркнули это ощущение.
Она сделала вывод, что то состояние, в котором вы сами себе нравитесь — и есть ваша настоящая личность, которую она принять и полюбить не в силах.
Потерпевший внимательно слушает меня. Его кулаки сжимаются, лицо наливается кровью, к концу пересказа, он сопит, как будто держать себя в руках требует огромного физического усилия.
Внезапно он срывается с места, хватает меня за плечи и принимается беспорядочно трясти. Потом берет за ворот свитера и начинает вполне ощутимо душить. Это длится несколько секунд, я успеваю лишь прошипеть ему прямо в лицо: «Прекратите сию минуту!», да беспорядочно колочу по его плечам руками.
Он приходит в себя.
Ни слова не говоря, не извинившись, открывает бумажник, достает две сиреневые пятисотевровые купюры и бросает их на стол. Это проходит почти помимо моего внимания, потому что я пытаюсь откашляться и подавить внутреннюю панику. На глаза наворачиваются предательские слезы.
— Я позвоню и сообщу, когда мы встретимся в следующий раз.
— Не думаю, что…
Фраза повисает в воздухе. Его уже нет в комнате.
Надо запереть входную дверь. Поднимаюсь со своего кресла, колени противно дрожат. Едва добираюсь до прихожей, с невыносимой тщательностью запираю оба замка, набрасываю цепочку. Сползаю прямо на пол и начинаю рыдать. От страха, от беспомощности, от идиотизма ситуации.
Все плохо. Все неправильно.
Вот тебе и перенос! Про перенос можно рассказывать много и протяжно, но обычно это процесс довольно длительный, а значит, почти наверняка я просто промухала его на ранних стадиях.
Пойду в дворники! К черту, всю эту галиматью! Простое прекрасное дело: двор мести, клумбы поливать, да на собачников прикрикивать — чудесная работа! На свежем воздухе и фитнеса не надо. А после работы буду борщ варить и книжки писать. Про природу. Как Бианки — голуби, синички, кошки, собачки — самое душеспасительное дело.
Мысль о карьере дворника всегда меня умиротворяет и даже возвращает к жизни.
Поднявшись с пола, пошла умываться. Привычно улыбнулась своему зеркальному двойнику. Улыбка получилась не очень.
— Ну что, красотка, напахали мы с тобой? Или это не мы напахали, а мужик такой по природе своей — все куплю, а что не куплю — куплю задорого? Ладно, потом разберемся.
На шее алела ободранная свитером полоска кожи. Прикасаться к ней было неприятно.