— Марина, — говорю я в самое сердце уязвленный, — может, ты, действительно, пойдешь с ним?
— Юра, — плачущим голосом умоляет она меня, — ну, не открывай ты ему дверей. Ну, поверь ты мне, я, вообще–то, видеть его не могу. Я знаю, ты мне не веришь. Он просто выследил меня, я иду по бульвару и вдруг — он! Мне жалко его, мне и родителей его жалко, но ведь они чуть что в психушку его упрячут.
— Так, — злорадно говорит Герман. — Он пришьет тебя, и ему даже ничего за это не будет.
— Да никого он не пришьет: у него пистолет игрушечный, ему папа из–за бугра привез.
Звонок звонит непрерывно. Если бы наши старики не были намертво глухие, они уже давно бы открыли дверь.
— Что же ты раньше не сказала, что игрушечный? спрашиваем мы с Геркой в два голоса, как–то разом обидевшись.
— Ну, может, не игрушечный, но скорее всего игрушечный, я знаю, ему один парень предлагал настоящий достать.
— Так игрушечный или нет? — настойчиво, как следователь, спрашивает Герман. А у меня сразу отлегло от сердца. Но раздражает непрерывный звонок в дверь. Он забил уши, заполнил черепную коробку и сейчас разорвет ее.
— Вот сволочь, — говорю я. — Нажал кнопку и стоит. А ты — собачек кормить!
— Вот что: я сейчас выйду и очень громко, чтобы ему слышно было, вызову милицию, — предлагает Герман.
— То есть ты не набирай, а только ори погромче, чтобы он слышал, — уточняю я, не сомневаясь больше в том, что достойного повода вызывать милицию нет.
Герка ничего не отвечает, выходит в коридор, зачем–то все–таки вертит диск и орет истошным голосом:
— Алло! Милиция! Хулиган под дверьми! Алло! Дежурный, примите вызов! — он вдруг переходит на шепот, и я не знаю, что он там говорит, потому что трезвон на секунду оборвался, а потом начался опять, но с перерывами. Я думал, что он спичку вставил, а самого нет, но видно стоит, прислушивается.
— Пожалуйста, скорее! — снова орет Герман. И очень серьезно объявляет, входя в комнату:
— Сейчас приедут.
— То есть как?! Ты что? Вызвал на самом деле?
— А ты что подумал? Понарошку?! — неожиданно впадает он н бешенство. Который сейчас час, ты знаешь? Я что так и буду с вами чикаться? Тебя шлепнут — тебе один сплошной кайф будет, а мне вставать в шесть, понял?!
Поразительный человек. Во–первых, шлепнуть все–таки собирались меня, а не его, во–вторых, я думаю, что пистолет, конечно же, игрушечный, а в-третьих, надо быть порядочной сволочью, чтобы вот так, не за понюшку табака, сдать человека ментам. Будут они разбираться на ходу настоящая «пушка» или нет, загребут в два счета. Папа с мамой, конечно, выручат, но уж тут точно в психушку упекут.
— Герка, — говорю я, — давай, пойдем к дверям и скажем ему, пусть валит отсюда подобру–поздорову.
И неожиданно Герка соглашается. Только подходит к окну и выглядывает на улицу.
— Ага, — говорит, — давай. Только они уже едут.
— Что же делать?
— А то, что надо его впустить и через черный ход выпустить.
Он решительно идет к дверям. Я за ним.
— Герка, — говорю, — они же его в подворотне загребут, а у него «пушка».
— Ладно, — отмахивается Гека, — ты, вообще, сиди тут и смотри, как бы тебя не загребли, «пресловутого тунеядца». Сиди в комнате и не суйся. — Понравилось ему это слово — «пресловутый». Но довод вполне резонный.
Дальше все идет как по маслу. Я слышу, как он впускает нашего психа в квартиру, как выпускает через черный ход тоже слышу и как открывает милиции слышу. Беседу ет вполне мирно, но через минуту вызывает Юлию Цезаревну и подымается невообразимый крик. Юлия Цезаревна, конечно, все равно ничего не слышит, но понимает, что от нее требуется и подтверждает: «Да, да настоящий хулиган! Угрожал, угрожал!» Но зачем и почему он появился в нашей квартире, ответить не может, поскольку не понимает вопроса. Зато Герка бодро врет, что, вернувшись с работы, случайно не закрыл входную дверь. В это время на улице раздался свист. Я нижу из окна, как два мильтона сажают Боби о ПМЗ, и на лестнице раздается крик:
— Сидоренко! Мы взяли тут хипаря, давай кончай и в отделение!
Сидоренко, совершенно обалдевший от собственного крика, каким ему приходилось добиваться показаний от Юлии Цезаревны, спешит покинуть нашу квартиру, так толком ничего не поняв, и бедного Боби увозят на моих глазах. Я не выдержал и даже вышел на балкон.
— Ничего, — говорит Герка за моей спиной, — Крайнов
— фамилия милиции очень даже известная. Оружия при нем нет. Должно быть, его сейчас и отпустят. Так что не беспокойся: он прикончит тебя в четверг, как и обещал,