— Ты мне не веришь, — она усмехнулась. — Вижу — не веришь. Придется поверить, Серж. Мне было с тобой хорошо, но ошиваться вечно на вторых ролях в твоей жизни — не для меня. Напрасно ты приехал.
— Софи… — он покачал головой. — Ты несешь чушь. Ты же любишь меня. Я это чувствую. Я это знаю!
— Как всегда — ни тени сомнения в себе. Увы. Даже Серж Бетанкур может ошибаться, — голос у нее ровный — в отличие от его. — Придется тебе это как-то пережить. Ты мне не нужен. Я тебя не хочу. Я. Тебя. Не. Люблю.
Он молчал. Он просто ждал. Что вот сейчас она рассмеется. Скажет, что пошутила, что это был розыгрыш, чтобы проучить его. И кинется на шею. Нет, ничего подобного. Софи стоит — невозмутимая, спокойная. Равнодушная. Чужая.
Господи… Неужели это правда?!
Она почти воочию увидела. Как опускается на лицо золотая маска. Скрывая боль в глазах, побелевшие скулы, сжатые челюсти. И оставляя после себя блистательного и безукоризненного президента «Бетанкур Косметик», красавца и мечту тысяч женщин — Сержа Бетанкура.
— Хорошо, — кивнул медленно. — Я понял. Извини, что побеспокоил. Пожалуй… пойду.
И он действительно развернулся. И действительно пошел. А в дверях кухни остановился. Смотрит на его затылок.
— Помнишь… Тогда, в Сент-Оран-де-Гамвиль… Ты сказала мне, помнишь, Софи? «Я на твоей стороне. Я за тебя. Я с тобой». Я же ведь поверил тебе, Софи. Я думал, что хотя бы ты мне не врешь… — светловолосая голова опустилась. — Зря поверил. Зря.
И он ушел.
— Ну?!
Соня стоит лицом к окну, всем остальным видны только ее ровная спина, темноволосый затылок. Молчит.
— Ну?! — громче повторяет Надя. — Что он сказал?!
— Сказал, что никакой свадьбы с Амандин не будет. Что это была подстава. Его вынудили согласиться, но он уже все разрулил, — голос Софьи ровный.
— Да это нам Бас уже рассказал! — это Люба. — Что он еще сказал?
— Что сказал? — Соня тряхнула головой. Зеленая резинка для волос соскользнула вниз, и несколько пар глаз проследили за ее падением. — Сказал… что любит меня. Что ему никто больше не нужен. Что не может без меня. Предложил вернуться с ним в Париж.
— А ты? Что ты ему ответила, если он весь белый вышел?!
— А я сказала, что не люблю его.
— Что?!
Оборачивается. Пустое лицо.
— Я. Сказала. Что. Не. Люблю. Его. Что тут непонятного?
Пауза. А потом Надя выдыхает:
— Дура.
— Ой, дурааа… — качает головой Люба.
— Я бы сказал — клиническая дура, — поддерживает жену Ник.
— Да вы тут ему нос ломать собирались! Упырем называли! А теперь я — дура?!
— Так это было до, — невозмутимо пожимает плечами Ник.
— До чего?! До того, как он сказал, что любит меня?! Да для него это ничего не значит! Единственное, что он любит — эту свою драгоценную компанию!
— Случай крайне запущенный, — резюмирует Ник. — Показана лоботомия.
— Много ты понимаешь!
— Немного, — у Ника странное выражение лица. Странное на Сонин взгляд. Такой умудренный жизнью Звероящер. — Но вот что я тебе скажу, Софья Станиславовна. Настоящий мужик не говорит этих слов просто так. А твой этот… Серж-Серега — настоящий мужик. Несмотря на то, что выглядит как пи…жон. Вон, даже против нас с Витькой не спасовал, огрызался. Еще чуть-чуть — и в драку бы кинулся. Ради тебя, Сонька, между прочим. Так что если такой мужик говорит, что любит — значит, так оно и есть. А ты его… Ну, и кто ты после этого?
— Дура. Набитая, — отвечает за Соню Вик. — Сама же тут без него слезами уливалась, чуть ли не помирала. А теперь, когда он приехал, все нормально объяснил, «люблю» сказал — мы решаем включить идиотку и стерву.
— Sotte, — выносит свой вердикт и Маша. — Так Васька говорит — когда я его совсем достаю.
— Да идите вы все! К черту! Эксперты хреновы! Поняли?! Все! Идите! К черту! — срывается на крик Софья.
— Ну и пойдем, — за всех отвечает Вик. — Что-то мне даже жалко стало парня. Надеюсь, Бас догадается ему купить пива. Или мороженого.
— Водки бы ему сейчас, — ответственно заявляет Ник. — Только не знаю, выдержит ли его хлипкий французский организм водку. Но парня, правда, жаль. Стерва ты, Софья.