— Куда бы ты хотела пойти?
О, у нее великодушно поинтересовались ее мнением? Отлично! С воодушевлением:
— На выставку кошек!
У Софьи получилось удивить Бетанкура, потому что молчал он секунд десять.
— А… зачем?
— Обожаю кошек! Но не могу позволить себе завести кота. А посмотреть хочется…
— Ладно, — после паузы согласился Серж. — Поехали смотреть котов.
Им пришлось тащиться по пробкам в пригород, Бетанкур ворчал и ругался за рулем как истинный парижанин. А по приезду, на месте, Софи просто не могла отойти от потрясающей красоты мэйн-кунов и норвежских лесных, а Серж совершенно по-кошачьи фыркал, что такие выставки — форменное издевательство над животными, и для них это стресс. И при зрелом размышлении Софья с ним согласилась.
— А почему ты не можешь завести себе кота? — они возвращаются обратно в Париж, договорившись где-нибудь вместе поужинать. На дорогах уже гораздо свободнее.
— Не разрешено условиями найма квартиры. Когда заработаю себе на собственную квартиру — непременно заведу кота.
— Мэйн-куна?
— Ой, нет, — смеется Софья. — Они, конечно, милахи, но очень уж здоровенные. Мне нравятся британские и шотландские вислоухие. Я бы завела себе вислоуха — они забавные.
— Непатриотично, Софи.
— А я и не знаю — есть ли русские породы кошек. А французские есть, интересно?
— Есть, — кивает Серж. — Шартрез. Или картезианская кошка.
— Ты и в кошках разбираешься?!
— Я вообще на все руки мастер, — ухмыльнулся Серж. — Просто у меня в детстве была кошка.
— Шартрез?
— Нет. На улице подобрал — так что вряд ли это шартрез. Белая, а лапы и уши — серые.
— Как ее звали?
— Смеяться не будешь?
— Буду!
Бетанкур усмехнулся.
— Марго.
— Очень кошачье имечко, — ответно рассмеялась Софья.
— У нее и характер был соответствующий. Королевский.
— Что с ней стало?
— Умерла, — Серж пожал плечами. — Кошки живут меньше людей. Ты проголодалась?
Главное, не дать ему опять начать плести свои сети, создавая эту обстановку романтической близости. И лучшая защита — нападение.
— Так и представляю — белокурый хорошенький ребенок с белой кошкой на руках. Серж, скажи честно — тебя в детстве принимали за девочку?
— Ну, если честно — то да, — Серж рассеянно вертит в руках нож. Софи невозможна! Весь знаменитый французский Resistance — дети по сравнению с этой девушкой! Это и раздражает, и восхищает одновременно — как она упорно сводит все их встречи к приятельскому необременительному общению. То, как она одевается — специально очень сдержанно, нарочито асексуально, за исключением первых раз. Думает, это ей поможет? Наивная.
— Знаешь, — продолжает он, — помнится, мне было лет шесть или семь. Тогда было модно… или это Клоди так решила… в общем, у меня были длиннющие патлы — до плеч. Я взбунтовался, потребовав подстричь меня, в конце концов. И Клоди повела меня в парикмахерскую.
— Клоди — это нянька?
— Клоди — это… мать, — слово далось ему с видимым усилием. Серж прокашлялся. — Так вот. Сижу я, значит, в кресле. И парикмахерша спрашивает Клоди: «На макушке волосики подлиннее оставить для бантика?».
Соня звонко рассмеялась, Серж поддержал ее улыбкой.
— Слышала бы ты, как я вопил, что я мальчик, а не девочка. Вопил и топал ногами.
— Бедный малыш, — Софья просмеялась. — Как я вижу, волосики на макушке для бантика тебе все-таки оставили?
— Что ты имеешь в виду?
И тут она прокололась. Протянула руку и запустила пальцы в пепельные волосы. Соня все гадала: он действительно их укладывает — с пенкой и феном? Потому что лежали его далеко не самые короткие волосы всегда на зависть естественно и красиво. И вот сейчас поняла, что это все очередное вранье маски Бетанкура. Ни следа средства для укладки под ее пальцами. А еще его волосы очень мягкие — как у ребенка.