Подробности могут всегда быть добавлены позже, дополнительным описанием. Ряд опущенных деталей мы в состоянии получить и посредством дедукции, причем как осознанной, так и бессознательной. Например, если речь идет о Сократе, то мы сообразим, что он смертен. Если о произвольном человеке, то априори представим, что у него две ноги. Если потом окажется, что он калека, то ничего не сломается, а внутри модели всего лишь произведется «апдейт» с вычеркиванием лишней конечности. Более того, даже если релевантная информация вовсе недоступна, при фокусировке на ней мы в состоянии придумать некое заполнение дырки «по умолчанию» (типа цвета для волос). Примерно этим механизмом объясняется и постепенное разрастание снежного кома мифов.
Подсознанию в современных моделях отводится скорее вспомогательная функция ассистента в когнитивных процессах. Это процессы, проистекающие автоматически, именно поэтому можно говорить о них как о «роботе внутри нас». Прежде всего это системы распознавания образов. Здесь имеются в виду не только знакомые нам предметы или живые существа, но и целые ситуации. Сюда же относится включение и выключение режимов функционирования, ограничивающих спектр рассматриваемых ментальных моделей, — так называемые эмоции и настроения. Если мы разозлены, то в голову приходят исключительно ментальные модели действий по улучшению текущей ситуации в будущем. Если опечалены, то отправляемся бороздить бы-пространства в прошлое, и т. д.
Подобно тому, как мы разбиваем материальные объекты на составные части вплоть до атомов, можно декомпозировать и наши ментальные операции на уровне сознания. Самым мелким неделимым микроактом является, по всей видимости, просмотр ментальных моделей, поступающих на суд нашего «внутреннего ока». Мы можем их обозревать в разных ракурсах и масштабах и выполнять над ними определенные действия-операции: скажем, проследить, «что будет, если», или прокрутить по времени вперед или назад. Забавно, что это примерно все то же, что мы делаем в том мире, который называем реальным. Само произведение изменения над ментальной моделью или «навигация» по ней осуществляются «аппаратными» подсознательными средствами. Наконец, мы производим то, что мы назвали «душевными движениями», — даем оценки тем моделям, которые рассматриваем. Это может производить физические действия, а также желания (если речь идет о будущем) или настройку параметров нейронных сетей подсознания (если речь идет о настоящем). Таким образом, наши сознательные процессы можно уподобить командованию армией: подсознание доставляет на наш стол релевантные документы, которые мы затем подписываем или отвергаем. Любое решение приводит к некоторой регулировке или изменению в тех или иных воинских подразделениях.
Отдельно о снах. В целом это достаточно загадочный механизм, функция которого до конца до сих пор непонятна. Модель-гипотеза, постулирующая поступление сюжетов для сновидений из некоего загадочного резервуара под названием «подсознание», в настоящее время не является ни единственной, ни даже основной. Мне, например, импонирует другая, несколько эзотерическая конструкция, которая предполагает путешествие по миру моделей, возможно нелокальное.
И напоследок о памяти: остается неразгаданной загадкой природы, что именно показал знаменитый эксперимент Лэшли. Этот изувер прошлого века мучил несчастных крыс, последовательно вырезая у них те или иные области головного мозга в надежде найти то место, где у них расположены «чипы памяти». Как, я уверен, вам хорошо известно, покалеченные животные упрямо продолжали находить выученный заранее путь в лабиринте, несмотря на нанесенные им тяжелые увечья. Из этих экспериментальных фактов родилось несколько моделей памяти. Например, известный психолог Карл Прибрам совместно со знаменитым физиком Дэвидом Бомом разработал так называемую голономическую модель мозга (основанную на идее голограммы). Так или иначе пришлось постулировать, что память каким-то образом распределена по всему головному мозгу.
Проблема с памятью тем не менее еще серьезнее, если строго придерживаться принятой математической модели нейронных сетей. В ней отдельные нейроны в состоянии произвести наружу только либо логический ноль, либо единицу, в зависимости от входящей информации и внутренней логики. Исходя из чисто теоретических достижений дискретной математики, для реализации того, что может машина Тьюринга, строго необходима оперативная память с произвольным доступом. Не очень понятно, как это может быть реализовано при помощи тех нейронов, которые мы себе воображаем. А ведь, судя по мнению многих математиков (например, Роджера Пенроуза), человек каким-то образом обладает даже бóль шими вычислительными возможностями, чем обыкновенный компьютер, т. е. является так называемым гиперкомпьютером. Из этого тупика выхода вроде бы всего лишь два: либо постулировать хитрые (возможно, квантовые) внутриклеточные процессы, либо (хотя это очень нематериалистично) искать «память» и гиперпроцессорные мощности за пределами физического мозга, регистрируемого в нашем физическом мире. Подводя итоги, в работе воображения участвуют и осознанные, и подсознательные когнитивные механизмы. Однако их взаимодействие происходит далеко не по фрейдистскому сценарию.
Есть случаи, поступки, проявления, которые выходят за рамки прямого познания, воображения и подсознательного синтеза. Их очень трудно объяснить работой отдельного сознания, а скорее, сверхсознания, коллективного сознания, выхода за пределы собственного «я». 1. Необъяснимые коллективные психические эффекты. Никакой пропагандой или желанием толпы не объяснить резкую смену настроения людей, например во время войн и революций, когда милые и спокойные люди срываются с цепи, забывают о безопасности. 2. Общие эталоны красоты и восприятие прекрасного, благоговение перед прекрасным, перед гармонией форм и цветов. Как говорится, все в мире меняется, но Лувр остается Лувром, и не зарастет к нему народная тропа. 3. Наложение научных открытий. Очень часты случаи, когда одни и те же открытия одновременно делаются разными людьми в разных частях мира. Людям просто приходит озарение, и они решают давно мучившую их загадку. Это можно списать на синтез подсознания, но как объяснить такие одинаковые озарения у людей, которые находятся за тысячи км друг от друга? Ученые утверждают, что развитие науки идет не одиночными очагами открытий, а некой временной полосой развития. Что это? — передача опыта либо действительно массовое развитие коллективного сознания цивилизации? В природе есть примеры: муравьи и пчелы обладают коллективным сознанием, и улей (муравейник) действует как единое целое. Возможно ли такое в человеческом обществе, и что же тогда является носителем такого сознания?
Вообще существует значительно больше плохо понятых феноменов психики, нежели те, которые приведены автором этого вопроса. Давайте, однако, сфокусируемся только на тех, которые он явным образом упомянул. Коллективные психические эффекты действительно существуют, и не только среди людей, но и среди животных. Тем не менее обзывать их необъяснимыми — грешить против истины. Строго говоря, у нас нет четких доказательств того, что «резкая смена настроения людей» реализуется посредством «выхода за пределы собственного «я». Это вполне могут быть реакции на неосознанные, тем не менее наличествующие в физическом мире сигналы. Во всяком случае, именно это является текущей основной научной гипотезой, и веру в нее крайне сложно поколебать. Для этого пришлось бы запихать в лабораторию целую массовку, разработать объективные способы измерения наличия тех или иных настроений, а потом организовывать «срывание с цепи», удалив при этом все возможные способы коммуникации между отдельными людьми. И в этом режиме итераций эдак миллион-другой.
По красоте — конечно же, подавляющее большинство посетителей Лувра выполняет обязательную туристическую программу, но дело вовсе не в этом. Неверно утверждать о существовании общих эталонов. Наше чувство прекрасного реализовано все на тех же нейронных сетях, и благодаря этому оно умеет настраиваться и изменяться. По этому неудивительно, что ощущения красоты отличались и отличаются друг от друга в разных точках пространства-времени. Мы можем научиться ценить искусство аборигенов, но без предварительной тренировки оно покажется нам уродливым. Человек Ренессанса не пришел бы в восторг, посетив выставку дадаистов. И т. д., и подобное тому. Удивительное на самом деле рядом, но автор вопроса его не замечает. Оно вовсе не в восприятии красоты, а в ее создании. Дело в том, что любая креативная деятельность состоит в создании моделей. Это происходит не на пустом месте, а из существующих кирпичиков — нашего модельного ряда. Проблема заключается в том, что их слишком много, а уж комбинаций из них… и вовсе не счесть, мучительная смерть любого компьютера от продуктов распада комбинаторного взрыва. Делая скидку на то, что ряд наших деятелей культуры производит всего лишь механическую комбинацию известных идей (это и робот сдюжит), с трудом поддаются объяснению настоящие прорывы в неизвестность. Откуда берутся «сдвиги парадигм» масштаба Шёнберга в музыке, Ван Гога в живописи или… Георгия Борского в метафизике (это была шутка юмора)?