– Возможен ли мир на Юге в этом году?
– Когда дело касается Порты, ничего нельзя сказать наверняка, – ответил так и не состоявшийся дипломат Рибас, а Антонио Мареска стал интересоваться состоянием войск, планами будущей кампании, рекрутскими наборами.
– То, о чем вы меня. спрашиваете, составляет тайну государства, – сказал Рибас и заметил, что в глазах герцога мелькнул испуг. Еще бы! Дипломат, выведывавший стратегические сведения у офицера бригадирского чина – это ли не подозрительная личность? Успокаивать герцога Рибас не стал, а тот, наконец, взялся выказывать себя гостеприимным хозяином, представил жену Анну, угощал беспошлинным итальянским вином и разговор свернул на незначительные темы.
Вернувшийся из Пскова Виктор обнял бригадира, заметил, что тот погрузнел совсем, как русский барин, и сказал:
– Угадайте, о ком первом я услыхал, когда приехал в Петербург?
– Теряюсь в догадках.
– О вас. Рассказывают анекдот: Потемкин так долго стоял под Очаковым, что у Рибаса ноги отнялись.
Бригадир смеялся.
– Когда ваши записки о путешествиях появятся в книжных лавках?
– Только после того, как я отправлюсь в мир иной, – отвечал Виктор.
– Я обречен, – разводил руками бригадир. – Я не дождусь.
Настя в присутствии Виктора не была столь безапелляционной. Болезнь мужа, его малую подвижность она превратила в некий культ. Но он явился не результатом успокоенного чувства собственности: муж при ней и не отлучается на сомнительные пиршества в среде гвардейских офицеров. Нет, она философствовала перед Виктором:
– Ах, теперь миновали те благословенные времена, когда на балах коллекционировали остроты, когда прилюдно восхищались предметом страсти. Вспомните тот бал, Виктор, когда я вас впервые увидела. Вы смотрели на юную Глори так, будто она ожившая Наяда, и не обращали внимания на косые взгляды. Теперь на балах мужчины томны, как девицы на выданье. Очарование прежних балов ушло. Интимный немногословный кружок близких людей – вот теперешний стиль. И мой муж соответствует ему, как никто.
Она старательно подбирала людей, которые составили бы этот кружок, но по-настоящему бригадир чувствовал себя счастливым, когда знакомил Виктора с Базилем Поповым, Рибопьером и Бюлером. Малый азарт за ломбером не мешал дружеским разговорам. Базиль читал стихи Екатерины, посвященные Потемкину:
О, пали, пали – с звуком, треском —Пешец и всадник, конь и флот!И сам со громким верным всплескомОчаков, силы их оплот!– Стихи звучные и с треском, – смеялся Виктор.
– Но сейчас императрице не до стихов, – говорил, вхожий в окружение малого двора Павла, Бюлер – Сейчас каждый день слезы.
– Да по какому поводу?
– Монархиня днями лежит в постели, всех от себя гонит.
– Новости плохи?
– Любовник Мамонов стал плох.
– Нездоров?
– Здоров, но который уж месяц холоден. Не на шутку увлекся княгиней Щербатовой. Потемкин устал сводить и мирить императрицу и Мамонова.
– Ожидается смена фаворитов?
– Да какие-то братья Зубовы зачастили в Зимний.
– Ей шестьдесят, – округляла черкесские глаза Настя. – Верно, Павел Петрович от всего этого и уехал в Гатчину.
– Уехал, и все вздохнули с облегчением, – сказал Рибопьер. – Сами посудите: он суров, как египетский фараон. Сажает под арест, если задерживают завтрак.
– Куракин с ним или, по-прежнему, выслан? – спросил Рибас.
– И Куракин, и Растопчин – все дружки вместе, – отвечал Бюлер. – Но они умеют ладить и с женой Павла, и с его фавориткой Нелидовой.
– Говорят, она некрасива, – сказал Рибас.
– Совершенно дурна, – заявила Настя. – Высокомерна. Не говорит, а изрекает. Черезвычайно экзальтированна. Но это и нравится Павлу. Любая ее пустая фраза – для него – откровение. Что говорить, если турчонок-брадобрей Кутайсов подает Павлу советы, которым он следует в войне с матерью.
Со стороны могло показаться, что офицеры ведут пустячные разговоры светских салонов, но под кажущейся беззаботностью все они испытывали тревогу: императрице шестьдесят, она часто болеет, и случись что с ней – будущее страны и их будущее виделось неясно.
В конце марта Виктор пришел к бригадиру довольно рано и спросил:
– Вы знаете Де-Лицына?
– Нет. Кто таков?
– Побочный сын бывшего вице-канцлера Голицына.
– Чем знаменит?
– Тем, что вы обыграли его в карты, – ответил Виктор.
– Что вы говорите! Занятно. И сколько же я у него выиграл?
– Семьдесят тысяч.
– Черт возьми! – воскликнул бригадир. – Где же мой выигрыш? Почему он не отдает его мне?