С Эммануилом генерал-майор встретился в Ольвиополе и вздохнул с облегчением: брат не только смирился с потерей руки, но, казалось, забыл, что у него вместо кисти деревяшка на ремнях.
– Одна беда: карты тасовать трудно, – сказал он и спросил: – Знает ли главнокомандующий, что поляки продают хлеб туркам?
Эммануил исполнял обязанности обер-квартирмейстера, много разъезжал и продолжил уверенно:
– Я сам на брацлавской дороге видел подводы. За Уманью с помещиком говорил. Он не скрывал, что имеет от турок большие выгоды. На постоялом дворе польские офицеры метали банк и расплачивались турецкими деньгами.
Этим сведениям не было цены, и Рибас отправился с братом к Потемкину. Однако тот лишь скупо поблагодарил Эммануила и ласково отпустил. А Рибасу сказал:
– Мне императрица еще в мае писала: накажи поляков тем, что ничего у них не покупай. А они, оказывается, и продавать не собираются! Какой тут с ними союз может быть? Турки нам с помощью всей Европы вредят. Европа за греческую свободную тунику голосует на словах. А на деле они эту тунику готовы ей на голову задрать. Польша против нас выступит – никто в Европе палец ке согнет.
Впервые за эти годы Рибас услыхал из уст князя напоминание о Греческом проекте. Рибасов юношеский мираж о радуге свободной Эллады за эти годы успел потускнеть, но он оставался где-то на самом донышке памяти, заваленный ежедневными неотложными делами.
Внезапно Потемкин переменился к генерал-майору. Не звал в шатер, не давал поручений и через Базиля Попопова передал, что отсылает Рибаса к Очакову для наблюдений и рапортов в штаб.
– Конечно, у меня были упущения, – сетовал Рибас. – Но почему он меня отсылает? Какие могут быть жаркие дела на Днепровском лимане, если армии нацелены идти на Дунай?
– Под Очаковом турецкий флот, – напомнил Попов.
– Но Юзуф-паша скапливает на Дунае стотысячное войско и не поведет его берегом моря к Очакову, когда наши силы будут в Молдавии.
Попов отмалчивался. Рибас терялся в догадках. «Впрочем, – успокаивал он себя, – Очаковское направление не из худших. Турецкий флот может высадить там десант». Утром Потемкин вызвал генерал-майора к себе и неожиданно ласково, как это он умел, не приказал, а попросил поторопить Войновича с вооружением судов, непременно проверить батареи на Кинбурнской косе и ремонт очаковских бастионов. В сопровождении адъютанта Петра, двух курьеров и казаков генерал-майор с легким сердцем выехал к устью Буга, где сел в казачью лодку и скоро был под стенами Гассан-пашинского замка Очакова.
4. Повторить Чесму
1789
С командующим очаковским воинством генералом Гудовичем Рибас не имел короткого знакомства. Мельком видел его еще в 1774 году в Кучук-Кайнарджи, а потом, спустя десять лет в Херсоне, после эпидемии холеры, когда Гудович получил орден Александра Невского и отправился на покой – губернаторствовать на Тамбовщине и Рязанщине. А теперь Рибас расспрашивал казаков, чьи лодки числом до двадцати стояли у Очаковских стен: где найти генерала.
Гудович жил не в крепости, а в уцелевшем каменном доме с садом на форштадте. Рибас увидел грузного, с виду ленивого, барина в шлафроке. Барин сидел в кресле под кустом кизила и тяжело дышал, хотя день для июня был ветреным и нежарким. После знакомства заохал:
– Жара. Дышать нечем.
– Напротив, сегодня ветрено, – сказал Рибас, а в ответ услыхал:
– Да-да, жара. Видно, по неотложным делам вас прислал сюда князь в этакую духоту.
– Сегодня крепкий зюйд-ост.
– Пекло!
– Но для этих мест прохладно.
– Да, раз вы тут бывали, то знаете, что такое раскаленная сковорода.
Оставалось недоумевать.
Приехал курьер с почтой. Настя писала, что и Поль Джонес не избежал петербургских наветов. В салонах говорили о том, что корсар изнасиловал десятилетнюю девочку Катю Гольцварт, дочь немецкого эмигранта. Джонес был возмущен, писал об интриге Людовику XVI, Екатерине II, Потемкину. В конце концов обвинение с корсара сняли, он командовал Балтийской флотилией, потом запросился в отпуск, был прилюдно в Эрмитаже допущен к руке императрицы и с сохранением всех своих российских наград и званий отправился в Европу…
Рибас устроился в Гассан-пашинском замке. С верхней его площадки на горизонте были видны передовые турецкие суда. Из дальнейших бесед с Гудовичем он выяснил, что бастионы чинят с поспешанием, ретрашементы засыпают, снабжение достаточное, окромя пороху, которого тут всего шестьсот пудов.
Через день утром генерал-майора разбудил знакомый громкий бас подполковника Головатого, который распекал за что-то казаков, устраивавших на берегу дежурный пост. Рибасу он обрадовался, сказал, что в коше на Березани казаки перезимовали отменно, и пригласил к обеду.