– Воейков взял форштадт в штыки! Он уже на другой стороне!
Рибас с офицерами перешел на другую стену, и они увидели, что местность под стенами наполнена русскими войсками. Тем временем, из казарм и комендатского дома выходили янычары, бросали оружие на землю, шли к стене, где садились на корточки и, охватив головы руками, ожидали своей участи. Капитан Волков вел по двору замка богато одетого турка. Рядом шел толмач.
– Ахмет-паша! – крикнул снизу Волков Рибасу.
– Спроси-ка у него, – сказал генерал толмачу, не спускаясь со стены, – не ждет ли он десант с флота?
Толмач перевел вопрос и нескладно пояснил ответ:
– Он ничего не ждет. Из Аккермана помощи ждали.
– Много ли войска в Аккермане?
– Две тыщи они говорят.
Другие пленные называли цифру от шестисот до шести тысяч. Рибас поворотился лицом к морю – замысел Гуссейн-паши стал ему ясен: турецкие суда не собирались уходить в море. Они перемещались по заливу вправо.
– Трубников! – крикнул генерал, и капитан поспешил к нему. – Добудь коня и во весь опор к Меркелю! Батарею снять. Поставить правее замка. Афронт перед их флотом. Только живо!
Лошадь капитану. быстро сыскали в пристройке к замку, помогли спуститься в овраг, а потом и к берегу, и капитан без седла ускакал к батарее. От казаков прибыли сотники Лапин и Сеняпин. – Наперебой докладывали:
– Из крепости их много убежало! И со Слободки. Тикали, аж пятки сверкали. Пан полковник приказал ударить, а как мы ударили, они аж сели! Некуда им бежать было.
Рибас обратился к стоявшему рядом капитану Люберху:
– Карл Иванович, снеситесь с Воейковым. Пусть уводит солдат и казаков с берега.
Офицеры в недоумении переглянулись: неповоротливому Люберху что-то поручают? Но генерал запомнил лицо капитана, когда он взбирался по лестнице, и теперь был уверен: этот человек исполнит приказ с толком.
– Кто с флагом на башню взобрался? – спросил он у офицеров.
– Сандерс.
Лифляндец чинно поклонился Рибасу и гордо отвернулся. Что ж, победителей не судят. Двух дежурных офицеров генерал послал к подходившим частям Гудовича, чтобы не вышли к берегу. И вовремя: турецкий флот, закончив свой маневр вправо, начал обстрел побережья. Но и Трубников успел снять батарею Меркеля с перешейка, артиллеристы установили орудия почти у кромки берега и началась дуэль. По огням Рибас насчитал на турецких судах больше пятидесяти орудий. У Меркеля было четырнадцать, но стрелял он так отменно, так прицельно, что турецкая флотилия попятилась из залива, а два судна получили такие серьезные повреждения, что спустили флаги и пошли к берегу.
– Встречайте гостей, господа офицеры! – весело сказал генерал и обратил внимание на то, что турецкие суда да с большим трудом выходят из залива. Теперь ему отчасти стала ясна причина отсутствия эскадры Войновича: в открытом море разыгрался нешуточный шторм. На берегу он не ощущался.
Верхами прискакал генералитет – Гудович, Безбородко, Шереметьев, Мекноб. Рибас встретил их в воротах замка, коротко доложил Гудовичу обстоятельства ночного боя. I – Поспешил, но победил, – мрачно сказал Гудович. – Ну да победителей не судят.
Шереметьев и Мекноб поздравили Рибаса. Илья Безбородко старательно отводили глаза. Наедине он сказал Рибасу:
– Я в отчаяньи. Пропадать все лето под Очаковым, ожидая дела и не участвовать в нем… – он выругался.
– Отчего же Гудович не послал вас к маяку, как я предлагал?
– Этот старый пень… – он снова выругался.
– Досадно, – посочувствовал Рибас.
– Сколько времени упущено!
– Я напишу Попову, чтобы он похлопотал о вашем переводе к войскам на Днестр, – предложил Рибас.
Тем временем явились Меркель, Воейков, Чепега и Белой вместе с донскими сотниками. Все докладывали об отличившихся в деле. В доме паши Рибас написал рапорт, велел писарю снять копию и подал рапорт Гудовичу. Тот бегло просмотрел написанное и сел писать свой рапорт Потемкину. Спустя получас Гудович показал Рибасу этот рапорт.
«14 сентября. Гаджибей. Повеление Вашей Светлости исполнено. Сего утра Гаджибей взят штурмом. Господин генерал-майор и кавалер Рибас вел атаку передовым корпусом, к которому я придал прежде батальон Троицкого пехотного полку, а вчера ввечеру отрядил еще вдобавок к осадным и полевым орудиям батарею, состоящую из 10 орудий для стреляния по неприятельским судам… В добычу от неприятеля получено 8 пушек, несколько знамен, из которых четыре целых, а прочие порваны. Семьдесят пять пленных, из которых один двухбунчужный Ахмет-паша и несколько чиновников. С нашей стороны урон мал и состоит в трех убитых рядовых троицкого пехотного полку и одном казаке да раненых рядовых того же полку одиннадцать и Николаевского гренадерского батальона двенадцать человек, а с неприятельской стороны найдено до сих пор убитыми девяносто два человека…