– У нее есть собственное состояние.
– Это все ее выдумки, – сказал Фалеев. – Мне она представилась польской княгиней, отец которой испанский гранд, а мать – родственница Бурбонов. Впрочем, признаюсь вам, я много бы дал, чтобы увидеть ее сейчас.
– Торопитесь, – отвечал генерал. – Она собралась за границу и, может быть, к отцу-гранду.
Поняв, что заботы гребного флота задержат его на Юге надолго, Рибас поехал в Новоселицу, чтобы, наконец, повидать сына. Сомнения – его ли это сын – иногда одолевали Рибаса, но было поздно выяснять истину. Он вспоминал Айю – сомнения исчезали: «Я буду заботиться о нем, как о сыне».
Карета остановилась у одноэтажного беленого дома, с крыльца которого, приставив ко лбу руку козырьком, смотрела на генерала тетушка Катрин – Анастасия Ивановна.
– Ах, как мы вас ждали, как ждем, как всегда ждать будем! – воскликнула она. Черноволосый мальчик вышиб оконное стекло и босиком подбежал к отцу.
– Ах, боже, стекло, кровь… ты порезался…
Генерал подхватил его на руки, внес в дом, куда принесли кувшин воды, и отец замывал окровавленные ножки сына.
Мише пять лет! Черноглазый мальчик в первую ночь пробрался в спальню отца и уснул, завернувшись в его генеральский мундир. Мечты Мишеньки осуществились: он ходил к реке на охоту с отцом, смотрел, как стреляют из пистолета, а после выстрела вдруг уснул на руках отца.
Они были неразлучны неделю, но дела звали Рибаса в Херсон. Отпуск, давно обещанный, откладывался.
– Не в тягость ли вам мой сын? – спросил генерал у тетушки Катрин.
– Напротив. Жизни без него не представляю теперь, – отвечала Анастасия Ивановна.
– Я человек военный. Всякое может случиться. Знайте, что Мише я оставил в Киевском банке десять тысяч. На учителей. Гувернеров. Вы можете пользоваться деньгами вот по этим документам.
Он вручил ей необходимые бумаги и простился.
Десятого ноября Суворов был назначен главнокомандующим войсками в Екатеринославской губернии и Тавриде. Ему же было поручено строительство крепостей на Юге. В Херсоне шестидесятидвухлетнего генерала-аншефа встречали музыкой, пушками, рядами войск. Александр Васильевич легко выскочил из коляски, пробежал мимо генералов, поклонился воинству, обрушился на штабных:
– Зачем? Я не султан! Заряды беречь. Солдат не морозить.
Рибаса граф обнял со словами:
– До сего дня жил в сумерках. На Юге воспряну.
Смотр войскам был короток. Но в гошпитальных домах командующий задержался надолго.
– Буклей давно нет, а тут грязь хуже пудры!
Из дома, приготовленного для него, велел вынести всю мебель, зеркала, лег на сенник, проспал на нем до начала бала, на котором изящно танцевал, а перед ужином сел в кресло рядом с Рибасом.
– Дочерей ваших, Осип Михайлович, имел счастье видеть и ласкать в Петербурге. Обе, и Соня и Катя, мою Наташу закружили.
Вот уже тринадцать лет генерал-аншеф жил в полном разрыве с женой. Дочь его закончила Смольный институт и была пожалована в фрейлины двора, что Александр Васильевич воспринял как личную беду.
– Ах, ваши дочки умны и прелестны, – продолжал он. – А уж ваша Настасья Ивановна меня очаровала. Я с ней в переписке. Ее милостями жив.
– Каким же образом? – спросил Рибас.
– Помогла мне вызволить дочь из дворца! Я очень доволен. При дворе далеко ли до беды? Там галломаны ее орехами закидают. Она света не знает, а свет обидеть может. Я теперь спокоен. Дочь ввел в дом Дмитрия Хвостова. Сей подполковник и любезный пиит женат на моей племяннице Аграфене Ивановне.
Дочь Суворова Наташа была для многих завидной партией. Рибас спросил:
– Женихи, верно, вашей Наташе покоя не дают?
– И женихи, и поклонники. Я уж было князю Долгорукову дал согласие. Молод. Хорош. Поручиком у меня был. Да он в родстве с графом Салтыковым. Нет, с ними ничего общего не хочу иметь.
Николай Салтыков, отточив свои педагогические таланты на наследнике Павле, какое-то время воспитывал и его сыновей Александра и Константина, а теперь состоял вице-президентом Военной коллегии. Сын его Дмитрий сватался к Наташе, но Салтыковы вдруг отложили свадьбу на два года. Конечно же, они посчитали, что Суворов, требуя отставки Наташи из фрейлин, оскорбил императрицу и, ожидая ее неудовольствия, Николай Салтыков вкупе с Репниным кабинетно интриговали против Александра Васильевича.
– Теперь у «ас в женихах молодой граф Эльмпт! – тонко рассмеялся генерал-аншеф. – Да вот беда – он лютеранского вероисповедания и на дуэлях горяч.
Молодой Эльмпт был выслан из Петербурга за дуэль. Но о главном не сказал Суворов сидящему рядом с ним Рибасу: клан Зубовых по неизвестным причинам противился браку Наташи и горячего дуэлянта.