– Ну что ж, прощайте, – сказал адмирал, намереваясь подняться, но Ризелли остановил его:
– Всего два слова. Скажите, не изменились ли виды на свадьбу дочери нашего Фердинанда и внука императрицы?
Рибас не знал, что ответить: он слышал об этом впервые! Ризелли по-своему истолковал молчание адмирала.
– Мое любопытство, надеюсь, не задевает вашу щепетильность. Ведь это не военные, а скорее матримониальные дела.
– Бывает, они стоят секретов армии, – ответил Рибас, раздумывая.
– Моя семья бежала в Австрию, – сказал Ризелли. – Мы совершенно без средств. Если русская императрица стоит за этот брак, я мог бы стать посредником, приехать в Неаполь – Фердинанд и королева мечтают выдать свою дочь за петербургского принца, а я своим поредничеством вернул бы их расположение и поместья.
Я говорю откровенно, потому что уверен: и вы всей душой за этот брак.
«Еще бы, – подумал Рибас. – Дружественное сближение Неаполя и России в этом случае было бы полным. При благоприятном исходе и для меня открылись бы совершенно новые возможности. Однако не надо забывать: помощи у меня просит вчерашний недруг».
– Хорошо, – сказал он вслух. – Я выясню некоторые обстоятельства и дам вам знать через хозяина этой лавки.
Собственно, предстояло узнать все с самого начала. Настя заявила, что проект женитьбы сына Павла Константина на неаполитанской принцессе окончательно отвергнут Екатериной. «Окончательно ли»? – спросил себя адмирал и отправился к неаполитанскому посланнику герцогу Серракаприоле.
Герцог радушно принял его в кабинете, обставленном светлой ореховой мебелью, расспрашивал о войне, о планах адмирала. Он был обаятелен по-прежнему, но далеко не так наивен, как восемь лет назад.
– Я сожалею, что не был в Петербурге, когда возникла возможность сватовства принца Константина с дочерью Фердинанда, – сказал Рибас. – Для Неаполя упущена великая возможность.
– Да! – подхватил герцог. – Но момент для сватовства оказался очень неудачным. Хотя наш король и министр Актон сделали, что могли, – постановили не иметь никаких сношений с Францией. А конвент отправил к неаполитанским берегам тулонскую эскадру Латуш-Тревиля. Что оставалось делать под прицелом французских пушек? Пришлось пойти на уступки, чтобы спасти королевство от больших несчастий. Фердинанд заверил Париж, что не вступит ни в какие переговоры, наносящие вред Франции.
– И не пойдет на сватовство.
– Да. Вы не можете себе представить гнев императрицы Екатерины! Какое уж тут сватовство! Меня вызвал вице-канцлер Остерман и выразил крайнее неудовольствие.
– Вместо этого он мог бы предложить Неаполю помощь, – сказал адмирал.
– Именно так я и ответил ему. Но уж было поздно: французские пушки диктовали условия. Но представьте, именно в этот момент два опрометчивых дипломата стали внушать Екатерине, что женитьба принца Константина и младшей дочери Фердинанда весьма желательна.
– Кто же они?
– Маркиз Галло – он теперь посланник в Вене, и граф Андрей Разумовский, российский посланник в Австрии. Разумовский написал Екатерине, что брак будет полезен во всех отношениях. И это в то время, когда в Неаполе распространились французские идеи, создавались якобинские клубы! Конечно же русская императрица возмутилась: о каком браке может идти речь?!
– Но дорогой герцог, – сказал адмирал, – сейчас обстоятельства изменились. Англия объявила Франции войну. Корабли Латуш-Тревиля ушли. Фердинанд заключил союз с Англией. Следовательно, ничто не стоит на пути к этому браку.
– Не знаю, не знаю, – герцог задумался. – Все дело в том, что русская императрица была слишком резка в своем отказе.
– В официальном отказе?
– О, нет. Но молва не знает границ. Говорили, что императрица отозвалась о детях Фердинанда, как о невоспитанных отпрысках.
– Это поправимо.
– Она назвала их уродцами, подверженными падучей болезни.
«Такой отзыв, действительно, кладет конец всему, – подумал адмирал. – Но все-таки надо еще раз попытаться – предприятие стоит того!» А пока он перевел разговор на другую тему:
– Масонские ложи в Неаполе запрещены?
– О, да. Они организовали Патриотическое якобинское общество. Это заговорщики, призывающие к мятежу. Кстати, новый посланник в Неаполе Головкин отозван Екатериной за то, что советовал Фердинанду помиловать бунтовщиков.
– Скажите, а Диего Ризелли, небезызвестный вам, принадлежит к этому обществу?
– Несомненно. Но он был среди умеренных. А теперь между двух огней: якобинцы считают, что он выдал их списки королю, а король ищет его, чтобы арестовать за принадлежность якобинцам.