– Господа, у меня срочные дела в Тавриде. Через час я отплываю.
Мишенька стал упрашивать взять его с собой, и Рибас согласился, приказав собираться по-военному, а Лизе сопровождать его.
Плаванье до Севастополя прошло восхитительно. Миша стоял у руля, обозревал берега в зрительную трубку, довил камбалу. Рибас не говорил с Лизой о Катрин, чтобы не огорчать, а занимал ее рассказами об Италии. Крымский берег к этому располагал. В Севастопольской таможне он узнал, что шкипер Спарпато не торгуясь закупал провизию, нашлись очевидцы того, что на его суда тайно грузили оружие, а три дня тому он снялся на Константинополь, взяв на борт в укромной бухте человек двадцать разной национальности. Об этом сообщил казак, который в последний момент отказался от денег шкипера. «Если Ризелли на его судах, – думал Рибас, – значит, он решил вернуться на Сицилию или Италию не с пустыми руками. Но что они затевают?»
С правителем Тавриды генерал-майором Жегулиным адмирал осмотрел евпаторийские берега, побывал на озере Сако и определил, что отсюда весьма выгодно брать соль для одесского магазейна. Жегулин дал распоряжение построить тут три пристани. Войновича в Севастополе не оказалось. Его назначили начальствовать над строящейся верфью на Днепре, где предполагалось заложить суда для гребной флотилии Рибаса, и адмирал послал старому приятелю дружеское письмо с надеждой на скорую встречу.
Вернувшись в Одессу, адмирал занимался организацией транспортов за солью в Тавриду. Афанасий Кес, привозивший из Херсона медь, не только взялся за новый промысел, но и привел незнакомого Рибасу купца:
– Рибас-паша, я снова перейду в мусульманскую веру, если вы не узнаете его! Но клянусь Христом и Аллахом – вы его не узнаете!
Черноволосый, облысевший со лба, грек в русском кафтане стоял перед адмиралом и улыбался. Он оказался Федором Флоганти – бывшим послушником с острова Периго, двадцать пять лет назад служившим под началом Рибас-паши на судне «Лазарь». Но провидение на этом не закончило свои сюрпризы. К адмиралу явился Федор Бицилли – бывший юнга, которого матросы «Лазаря» выловили у острова Патрос четверть века назад. Теперь это был стройный мужественный офицер со шрамами на лице. Во вторую Турецкую войну он дослужился до чина секунд-майора в армии Юрия Владимировича Долгорукова. Рибас прочитал его рекомендательное письмо.
– Майор, для вас у меня есть вакантное место, – сказал адмирал уважительно. – Согласитесь ли вы на должность командира формируемого в Одессе греко-албанского дивизиона?
– Я прибыл в Одессу служить под вашим началом.
Из Тавриды адмирал привез саженцы фруктовых и декоративных деревьев, взял участок в пяти верстах от Одессы для загородной дачи, но саженцев оказалось в избытке и явилась мысль: посадить сад в городе. Под него он выбрал ровную площадку у сползающего к морю оврага и в сентябре стал закладывать сад, привез сюда к началу работ Мишу и Лизу, живописал, какой тут будет оазис лет через десять. Казаки рыли ямы, подводили воду. Адмирал сидел в тени экипажа, когда к нему подошел Афанасий Кес. Одет он был во все офицерское, только без аксельбанта и пояса с золотыми кистями, но выглядел генералом в отставке. Ни слова не говоря, Кес протянул адмиралу руку – на ладони лежали две серебряные турецкие монеты.
– Благодарю, – сказал адмирал. – Это твой вклад для городского сада?
– Одна из монет фальшивая, – многозначительно ответил Кес.
– Ты готов даже фальшивыми деньгами помочь городу?
– А вы попробуйте определить: какая монета настоящая, а какая фальшивая.
Рибас и так и этак сравнивал тускло поблескивающие монеты, подбрасывал их на ладони, стучал о поручни экипажа, всматривался в чеканку, но отличить поддельную не мог.
– У купцов в Одессе много фальшивого серебра.
– Садись. – Дело представлялось нешуточным, и они поехали через форштадты к адмиральскому дому на спуске к морю.
– Но как же ты отличаешь фальшивую от настоящей? – спросил Рибас по дороге.
– Я ведь с детства был приставлен к тарабхану в. Константинополе.
– Что за служба?
– Монетный двор. Я был на выучке у главного чеканщика. Он меня любил, он мне столько секретов открыл – султан их не знает. А я, Кес, знаю.