– Отставной прапор Шлегель. Деньги есть.
– Но чтобы не на песке с глиной божьи храмы возводить.
Шлегель с майором Ивановым взялись достроить церковь святого Николая к августу следующего года за двадцать четыре тысячи сто тридцать пять рублей сорок пять копеек.
– Ни черта они не построят, – твердо сказал де Волан. – В этой стране, если в ведомостях копейки указывают, то будут воровать так много, что и не сосчитать.
Однако стены церквей стали расти, но дело кончилось тем, что строение подвели под цоколь и подрядчики снова запросили материалов и денег.
Полицмейстер Кирьяков вел следствие о пожарах столь усердно, что загорелось снова.
– Отчего же пожары, господа? – спросил адмирал депутацию городской Думы, которую привел Кес.
– Само загорается, – вздохнув, ответил попечитель греков.
– А отчего же само загорается? – поинтересовался Рибас.
– А оттого, что иногородние торговцы ставят свои шалаши меж наших лавок. Своими товарами цены сбивают. Вот и горят.
– Но почему шалаши? Почему иногородние не строятся в Одессе?
– Да нас тут и так в избытке! Купец на купце! – зашумели думцы.
– Будете препятствовать приезжим в городе селиться – Кирьяков за вас возьмется, – пообещал адмирал.
– А у нас на него и без этого жалобы.
Купцы вручили жалобы на полицмейстера адмиралу. У мещанина Павла Ситникова, который пошел за рыбой, смотритель отобрал двадцать пять рублей, бил плетью, привязал к колесу и привез к Кирьякову. Тот самоуправство одобрил, на жалобе написал: «Чтобы охоты не было за рыбой ходить». В письме за сорока шестью подписями купцы обвиняли полицмейстера, что он бьет их по лицу, лавки ломает, а если что скажешь – заключает под стражу. Он запечатал лавку купца третьей гильдии Якова Попова за «расхлобыстование», а когда за Якова вступился Голова Андрей Железцов и напомнил о решении открыть лавку, Кирьяков ответил:
– Плюю я на тот указ и впредь… а сам буду по-воински управлять.
Адмирал вызвал полицмейстера и при одесских думцах предложил:
– Пойдем вино пить. Вчера прошлогоднее молдавское привезли.
Купцы поскучнели. А Рибас пошел с Кирьяковым в погреб, запер его там, приказав пять дней давать только воду. Впрочем, уже через неделю секунд-майор схлестнулся с купцом первой гильдии Бардони из-за освобождения от секвестра имения городового старосты Дмитрия Горголя. Полицмейстер ругался столь изощренно, что купцы только крестились.
Но другие события отвлекли внимание адмирала от нескончаемой на Руси свары из-за того, что взятки пли слишком малы или не давались вовсе. Он велел отослать жалобы в Вознесенское наместничество – там находилось непосредственное начальство над Кирьяковым, когда с Греческого рынка базарные Чепуренко и Колба приволокли пришлого мещанина, который говорил собравшемуся у лавок народу, что царица Екатерина дазно умерла, только это скрывают, чтобы ее именем притеснять и грабить.
Допросили мещанина. Он ссылался на то, что слыхал об этом в Херсоне. А на другой день и с российско-го рынка вахмистры притащили двух ямщиков, занимающихся извозом. И они в один голос пели о том же: «Умерла государыня! Вместо нее шведы засели на престоле. Всем головы рубят. Ямщиков колосу:
Конечно, императрице в этом, 1796 году исполнялось шестьдесят семь, но если бы что случилось – фельдъ-егери понеслись бы во все концы и уж как-нибудь доскакали бы до Одессы. Настораживало иное: шведы на престоле. Настя писала, что молодой шведский король Густав сватался к дочери Павла Александре и Зубов, составив брачный договор, решил добиться для невесты права не отрекаться от православия и даже иметь в Стокгольме часовню и притч. Но главное, Платон показал договор Густаву за час до брачной церемонии, когда придворные и фрейлины, невеста и ее величество ожидали, разодетые к торжеству, а Платон вбегал, что-то шептал Екатерине и убегал, и в конце концов, императрице стало дурно, она упала, ее подхватили и унесли в покои дворца. Оказалось: как ни уговаривал Платон жениха, тот потребовал перемены религии своей будущей сопрестольницы. Свадьба расстроилась. Кутузов сопровождал обиженного шведского короля до границы. С Екатериной случился удар. А на следующий день Платон должен был стать фельдмаршалом.
Что же произошло потом? Народная молва по торговым дорогам и ярмаркам несла весть невероятную: шведы вернулись за невестой с войском!
Размышления Рибаса прервал приход Кирьякова.
– Вы недовольны моей службой, – сказал он с места в карьер. – А я пришел вас известить: Суворов в Одессе!
– Где именно?
– В доме Портария остановился.