За свое молчание офицер-самнит получил от Дона Михаила немало звонкой монеты, однако, слухи о приключении расползлись по Неаполю, и над Рибасом порой подтрунивали: не показался ли ему жесткий пол мягче королевского ложа? Доминика бежала из монастыря, прислала юному любовнику записку, они встретились тайно, чтобы обсудить: как быть дальше? Но на следующий день Джузеппе едва унес ноги из дома торговца, сдавшего Доминике комнату: его ждала засада, в которой участвовали люди Ризелли. Вот тут-то и выяснилось, что одногодок Джузеппе Диего Ризелли был влюблен в Доминику отнюдь не меньше, чем теперешний волонтер.
Дуэль, после которой Джузеппе оставил Неаполь, была венцом его многочисленных мелких стычек с Диего. Следы Доминики затерялись в дальнем монастыре в горах Карно. Говорили, что она несколько раз пыталась сбежать из монастыря, но ее возвращали. Вступившего в полк Рибаса отправили в провинциальный сицилийский гарнизон, из которого он только через год вернулся в Неаполь.
Вкратце Джузеппе рассказал обо всем Витторио, и тот торжественно объявил:
– Выслушайте в ответ историческую фразу: путь в Россию для вас открыт.
«Дамоклов меч занесен над моей семьей», – подумал Рибас.
В свое время его мать бежала из Шотландии сначала к французским родственникам, а потом в Италию из-за преследований католиков, прихватив с собой томики поэтов да еще «Макбет» Шекспира. Маргарита Иона происходила из фамилии Дунканов, а убийство короля Дункана I Макбетом послужило сюжетом для прославленной трагедии. Но с чем, к каким родственникам и с какими планами ему, Рибасу, отправляться в неведомую страну?
Впрочем, она не была такой уж неведомой. «Жизнь Петра Великого» – сочинение венецианца Антонио Катифоро – переиздавалась неоднократно, и Джузеппе читал ее с увлечением. О неукротимой энергии россов писал и Франческо Альгаротти в своих «Путешествиях по России». В июльском «Календаре литературы Рима» Рибас встретил строки: «Шумная деятельность России в настоящее время побудила любопытство у многих людей, жаждущих глубоко узнать нравы, силы, религию этой страны и ознакомиться с ее историей».
Дни проходили однообразно и лениво. Алеша Шкурин шагу не желал ступить без обожаемого Джузеппе. Алексей Орлов пробыл в Петербурге всего двадцать дней. Это удивляло. Главнокомандующего повсюду встречали с великими почестями. В Пруссии ему пели фанфары, в столице российской ставились триумфальные арки, устраивались салюты и иллюминации. Почему он уехал так скоро? Разве от триумфов бегут? Племяннику Орлов привез памятную серебряную медаль на голубой ленте. На медали отчеканен идущий ко дну турецкий флот и лаконичная надпись: «Был». Память о Чесме выражала благодарность таинственная «Адм. Колл», и Витторио тут же объяснил:
– Это означает Адмиралтейств Коллегия. Но без участия Бецкого в этом деле не обошлось.
– Кто же это? – спросил Рибас.
– Ах, долго объяснять.
Уточнять Джузеппе не стал, интересовало иное: отчего же Орлов не задержался в Петербурге? Военные действия будут возобновлены? Ведь на другом конце света, где-то на Дунае их войска одержали громкие победы при Ларге и Кагуле. Взяли крепость Хаджибей, Аккерман, Бендеры. Из газет Рибас узнал, что главнокомандующий русских был произведен в фельдмаршалы, а его недавний противник по Семилетней войне готовил в Пруссии театральное представление-маневры, на которых собирался показать Катульский бой почти в натуре.
– Все это так, – сказал Кирьяков, когда они были у минеральных источников и торопились вернуться в Пизу из-за низких туч, обещавших дождь. – Да только Румянцев замирился с визирем Мегемет-пашой. Вот поэтому Орлов и не усидел в Петербурге. Там о мирном договоре ведут речи. А Орлов против. Он хочет на Константинополь отсюда идти.
– Когда?
Кирьяков покачал головой:
– А когда императрица позволит.
Орлов тем временем удивлял Италию широкими жестами. В Кортонской академии говорил речи и раздал немало трофеев с турецких, египетских, алжирских и других судов. Открыто разъезжал с любовницами, нищим бросал из кареты золото горстьми, радовался отставке французского министра Шуазеля, шпионами которого была наводнена Италия.
Отъезд Рибаса в Россию решили три обстоятельства. Во-первых, он больше не мог выносить неопределенности своего положения. Быть на полном обеспечении и приглядывать за племянником Орлова – это ли венец его мечтаний? Во-вторых, его вызвал в Ливорно сам Орлов. В кабинете, где шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на мраморную статую или восточную вазу, не предложив сесть, главнокомандующий сказал: