– Но господа совершенно правильно делают, что не верят вам, – сказал Рибас.
– Как?!
– Ведь вы не только погрозили пальцем, но еще и сказали пару крепких слов.
– Об этой мелочи я забыл. Я мог бы повторить эти слова, но тогда на балу мы останемся без дам. А это мой последний бал в Петербурге. Еду на Дунай. Румянцев написал, что не откроет без меня Военный совет. Я его понимаю. Но мне приходится весьма сочувствовать гарему верховного визиря.
– До отчего же?
– Визирь, как узнал, что я скоро буду на Дунае, вот уже месяц, как не посещает свой гарем.
К ним подошли два офицера. Один прихрамывал и опирался на трость. Второй, высокий, статный, поигрывал цепочкой золотых с бриллиантами на корпусе часов, которых па его поясном шарфе висело несколько пар.
Первый оказался премьер-майором Петром Паленом, второй – подполковником Леонтием Бенигсеном.
– Вы из армии Румянцева? – спросил Рибас майора.
– Да, и вскоре отправлюсь обратно.
– Но вы, кажется, ранены.
– Рану я получил, – кивнул Петр Пален. – Теперь остается съездить и получить орден святого Георгия.
Виктор расспрашивал Бегшгсена:
– Собираетесь в армию? Как же так? Разве вы не получили свои миллионы после смерти отца?
– Да-да. Получил. – рассеянно отвечал Бенигсен.
– И спешите подставить лоб под пулю?
– По крайней мере, это не так скучно, как сидеть на миллионах, – отвечал подполковник.
– Господа! – Обратился ко всем Долгоруков. – Идемте в буфетную. У меня есть тост.
Пол и стены буфетной были убраны шкурами, деревья в кадках переплетались ветвями и образовывали заросли.
– Мой тост: за здоровье турецкого султана, господа! – провозгласил Юрий Владимирович. Все дружно отказались пить красную боярышниковую за султана.
– Да как же можно?… За супостата?
Долгоруков хохотал и объяснял:
– Не дай бог с ним что-то случится и отдаст он своему аллаху душу, что тогда? Война остановится, господа, пока Диван будет искать нового султана. Нет, пусть он будет здоров.
Подумали, согласились, выпили. К Рибасу подошел лейтенант, которого он не сразу узнал, но тот сам напомнил о себе:
– Мы изволили видеться в море на судне «Лазарь», когда адмирал Арф опрометчиво накричал на Орлова.
– Да! До сих пор вспоминаю ваш рассказ о русских Робинзонах, Григорио.
– Вы едете на Дунай? – спросил Григорий Кушелев.
– Но там, говорят, не предвидится ничего стоящего.
– Кажется, это так. Я остаюсь в Кронштадте. Ваша служба определилась?
Рибасу нечего было ответить, но тут как раз на хорах оркестр начал изысканный менуэт, и все поспешили в бальную залу, где балюстрада деревьев отделяла танцующих от наблюдавших за танцами. Лев Нарышкин открыл бал в паре с рыжеволосой красавицей. Изображая бога Пана, он притворно хромал, да к тому же на одной его ноге был сапог, а на другой туфель с громадной серебряной пряжкой. Джузеппе пригласил даму, прическа которой напоминала собор, увитый плющом. На все комплименты кавалера она отвечала однообразным «мерси», а танцевала довольно неуклюже. После танца Рибас поспешил к Виктору с вопросом:
– На этом балу все дамы будут танцевать спотыкаясь, как во сне?
– Вам не повезло, – отвечал Виктор. – Но когда будете приглашать кого-нибудь, обращайте внимание на прическу. Чем она будет скромнее, тем дама будет танцевать изящнее.
Джузеппе последовал совету – все оказалось именно так.
– В чем же тут дело? – спросил он у друга. Виктор ответил хмуро:
– Спросите у вашей следующей партнерши.
– Почему вы не танцуете?
Виктор рассеянно посмотрел на Рибаса и сказал:
– Я могу уехать раньше. Вы доберетесь на извозчике?
– Да. Конечно.
Расспрашивать Виктора о его хандре он не стал: и так все было понятно. Влюбленный во фрейлину императрицы, княжну, которую он романтично именовал княжной С, Виктор искал ее на балу, но не находил. Экосез Джузеппе пропустил, разделив одиночество друга. Дама, открывавшая с Нарышкиным бал, танцевала с юным, но не очень поворотливым морским офицером. Огонь бриллиантов в ее рыжих волосах невольно манил взор неаполитанца, и к тому же Рибас оценил легкость ее движений, даже озорство, которое заключалось в том, что она исполняла фигуры с неохотной тщательностью и капризно посматривала на неумолкающего флотского кавалера. Чтобы скрыть свою заинтересованность, Рибас спросил у Виктора о ее партнере.
– Это Николай Мордвинов, – отвечал Виктор. – Знаменит тем, что он сам себе адъютант.
– Как это может быть?