Предшествующее поколение ниспровергателей тоже революционизировало одновременно агрономию и языкознание, не обязательно обладая систематизированным образованием в этих сферах. Однако, взявшись за ту или иную область, то поколение яростно вгрызалось в гранит отраслевых знаний и обязательно привлекало специалистов-попутчиков, прежде чем что-либо ниспровергать. Помимо этого, в самом целеполагании их отраслевых переворотов — удачных и неудачных — была логическая последовательность. При этом они не ретранслировали, а хотя бы пытались либо изобретать новое, либо до неузнаваемости переделывать существующее — о чём свидетельствует цитируемое ниже субъективное, но добросовестное исследование истории психоанализа в Советской России, произведённое А.М. Эткиндом.
Филолог и литератор Е.Е. Мень по каким-то причинам занялась проблемой детского аутизма. Я не буду высказывать предположений о побуждающем мотиве, поскольку давал в 1984 г. клятву Гиппократа, обязывающую к этике и деонтологии в профессиональной деятельности — и, соответственно, при использовании профессиональных знаний. (По тем же причинам ниже в тексте будут встречаться аббревиатуры вместо имён живых людей или людей, у которых живы близкие родственники. Оговорюсь сразу, что эти принципы я намеренно, произвольно (arbitrarily) не распространяю на глобальный истеблишмент и специально объясню, почему.)
В эфире телеканала «Дождь» Екатерина Евгеньевна с высоты знаний, почерпнутых у непререкаемо авторитетных для неё западных специалистов, утверждала, что все дети-аутисты а) на самом деле хотят говорить и б) не говорят потому, что не могут справиться с собственными эмоциями. Из этого допущения прямо следует, что любого ребенка-аутиста можно компенсировать с помощью психологических (немедикаментозных) средств. Речь идёт исключительно о компенсации — посредством создания вокруг этих детей супердеонтологической, то есть оранжерейной среды. Стремиться к излечению, согласно авторитетам госпожи Мень, вовсе не нужно. Эта ненужность обосновывается неологизмами, ловко переведёнными на русский: «нейротипики» — это обычные люди, «нейроотличные» — это аутисты. Двойное значение слова «отличный» в русском языке привносит ноу-хау: быть аутистом лучше, чем нормальным человеком. Ergo не следует извлекать аутиста из его особого мира: пусть там живёт.
Я не зря так подробно излагаю теорию, позаимствованную Екатериной Евгеньевной у современных якобы учёных. На самом деле это не учёные, а функционеры. Они в той же степени не-специалисты в психологии, не говоря уже о клинической психиатрии, в которой защитник абстрактных прав человека в Чечне — не специалист по культуре Чечни. Функционер, находящийся на службе глобального управленческого аппарата, в данном случае из системы современной Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), стрижёт под одну универсальную гребенку абсолютно разные клинические состояния, не считая нужным разбираться в их причинах и даже в их содержании.
Поясняю: аутизм — это не заболевание, а синдром. Он возникает по разным причинам и имеет разные исходы. Рассматривать этот синдром вне других синдромов — значит априорно отказываться от установления диагноза. Что это означает на практике? Это означает, например, что если аутичный ребенок, помимо нарушений общения, страдает нарушениями восприятия — например, слуховыми галлюцинациями, то мы можем об этом узнать посредством суррогатов речевого контакта (предлагаемых авторитетными для г-жи Мень функционерами), а можем не узнать. А поскольку мы заведомо отказываемся от диагностики и лечения основного заболевания, то мальчик или девочка как ходит с «голосами», так и будет ходить. А «голоса» могут что-нибудь приказать сделать. Не обязательно доброе. Не обязательно с собой — может быть, с мамой. Я не стал бы об этом говорить, если бы с этим не встречался в клинике.
Когда в процессе разработки приоритетного национального проекта «Здравоохранение» узкие профессионалы правдами и неправдами старались включить тот или иной институт в программу, один особо ушлый нейрохирургический коллектив умудрился добиться включения в перечень высокотехнологических услуг имитацию операций на макете головы. Психологическое лечение аутизма неустановленного генеза — сродни лечению макета головы.
Какое отношение это имеет к выбрасыванию за борт революции академика Снежневского? Прямое. Потому что Андрей Владимирович Снежневский был классиком нозологической психиатрии. Того направления, которое стремится к поиску первопричины, и даже если эту первопричину сегодня установить невозможно — к отграничению одних состояний и процессов от других, которые по-разному возникают, протекают и лечатся. Сначала установи, что скрывается за фасадом синдрома, а потом уже лечи.