Часть же, находившаяся вблизи эпицентра и ниже, расплавилась и попала в подреакторное пространство — когда нижняя крышка АЗ была «отдачей при выстреле» опущена вниз — в виде лавообразных масс (известная «слоновая нога» и т. п.)
Кроме того, около 30–40 % содержимого вылетело вверх в виде облака ионизированной плазмы (причём температура её кратковременно могла достигать десятков тысяч градусов!) и микрочастиц, что объясняет наблюдаемые очевидцами снаружи явления, такие как «фотовспышку», «гриб» и столб неподвижного «пламени» (на самом деле плазмы). А явление ЭМИ (электромагнитного импульса), наблюдающееся при ядерных взрывах даже в ограниченном объёме, объясняет наблюдавшиеся при аварии отключения электроэнергии не только на 4-м, но и на 3-м блоке (см. в [25]), которые объясняли тем, что якобы были «перебиты кабели», чего не обнаружили…
Но напомним далее, что кроме лёгкого урана и плутония в ЯР имелись огромные массивы урана-238, которые подвергались атаке множества быстрых нейтронов, образовавшихся в результате взрыва и теперь ничем не тормозившихся, а это приводило к вступлению «в полную игру» реакции (2)! Напомним, что в результате ядерных трансмутаций, изображённых в (2), из урана-238 — через нептуний-239 — появляется, с периодом полураспада в 56 часов, уже плутоний-239. Свидетельством чего и явилось наблюдаемое утром 26 апреля в развалах появление нептуния (через спектр его гамма-излучения, при том, что он составлял 17 % от общего такового!), как промежуточного элемента в этой реакции. А там, где измерить что-либо было невозможно, например, в РП, его наверняка было ещё больше!
Потому последовавшие вечером «взрывы» в пределах РП, в основном, были вполне ожидаемы — появлению критической массы плутония в завалах способствовали даже те небольшие сбрасывания в РП кусков, находившихся на крыше блока и смежных помещений — т. о. тут героизм пожарных и других сыграл весьма и весьма злую шутку… Впрочем, ещё раньше Г. Медведев оценивал работу части персонала 4-го блока сразу после взрыва так: «Что касается действий Акимова, Дятлова и Топтунова и помогавших им, то их работа, полная самоотверженности и бесстрашия, тем не менее, была направлена на усугубление аварийной ситуации» ([1], с. 85). Но я всё ж разделил бы ответственность — вина-то прежде всего лежит на их начальнике Дятлове, тем более что он выжил, в отличие от других…
Во всяком случае, впервые чётко описанное в [17] Н. Карпаном — очевидцем (хотя и после 25 лет молчания!), явление взрывов уже вечером 26 апреля является прямым и убедительным доказательством справедливости картины аварии, описанной мною ранее в работах [13–15], что я и отметил в [24]. Правда, сам он (всё ж не поняв моей картины полностью), говорил о «пожаре», тогда как на деле это были те же квази-ядерные взрывы, но ближе к форме «пшиков», которые периодически наблюдают работники радиохимических комбинатов, — я благодарен проф. Г. Бондаренко, рассказавшему мне об этом явлении.
Но они сыграли гораздо более гнусную роль в радиоактивном заражении многих территорий в ближних и дальних окрестностях ЧАЭС — уровень его сразу повысился более чем в 10 раз! И основные выбросы за пределы блока произошли как раз тогда. А ведь стоило периодически заливать упомянутые развалы раствором борной кислоты ([24]), и последствия были бы намного меньшими — но для этого руководителям комиссии надо было представлять себе механизм аварии!
Относительно вопроса об «умышленности» аварии, о чём много писали журналисты, касаясь моей книги [24], начну с того, что упоминавшийся выше академик Страхов, очень известный учёный и общественный деятель России, прочтя мою работу, сказал: «Николай Васильевич, у меня сложилось впечатление, что это было гениально спланированное преступление!» Ранее, до того, как сложилась полная картина аварии, я тоже был близок к подобной оценке, однако замечание Владимира Николаевича заставило меня ещё раз посмотреть на весь процесс, тем более что я усматривал разницу между «спланированным» и «реализованным»…
Замечание 14. Ещё одно — с момента аварии и до сегодняшних дней в литературе бытует мнение (в т. ч. среди «спецов») о таком недостатке, как отсутствие «сверхпрочного герметичного колпака» над реактором, т. к. тогда якобы устранялись бы все угрозы. Конечно, такие «колпаки» были бы хороши для того, чтобы обеспечить реактор от артобстрела или от падения самолёта и т. п. Но из приведенного выше очевидно, что если бы таковой и был над парой 3-й и 4-й блоков (а иначе его не построить, ибо находились они на одном фундаменте, притом буквально через стенку), то и были бы разрушены оба! Да при ядерном взрыве (каковой и наблюдался) никакой колпак не только не помог бы, а наоборот — усугубил бы масштабы катастрофы.