Варвара Клюева
Dea ex machina
Каждый день изнурительного пути приближал Клодию к дому, но облегчения эта мысль не приносила. Напротив: чем меньше оставалось идти до Эльсинора, тем тяжелее становилось у Клодии на сердце. Десять лет минуло с той поры, как непоседливая девчушка, наречённая при крещении благочестивым библейским именем Сусанна, бежала из-под родного крова с актёром из труппы бродячих комедиантов и тем (как уверяют святые отцы) обрекла на погибель свою бессмертную душу. Ни тогда, ни теперь в содеянном она не раскаивалась. Выросшая на старинных преданиях, которые её бабка слышала в детстве от своей бабки, Сусанна чувствовала себя больше язычницей, чем христианкой.
Геенна огненная пугала её меньше, чем тоскливое однообразие будней, а картины райского блаженства, рисуемые отцами церкви, не казались ей привлекательными. Она хотела повидать мир, жаждала, чтобы каждый новый день приносил ей новые впечатления – яркие и разнообразные, поэтому, воспользовавшись первой же подвернувшейся возможностью, сменила дом на балаганный обоз, а смиренное имя Сусанна – на мятежное Клодия. И ни разу не пожалела об этом. Пускай жизнь, которую она вела эти десять лет, никто не назвал бы лёгкой или безопасной, Клодия не помышляла о возвращении к прежней. До исхода нынешней осени.
Но осенью по дороге в южные края, где труппа по обыкновению собиралась зазимовать, актёров занесло в селение с чрезмерно набожными жителями. Воспламенённые речами священника, гневно обличающего порок в преддверии рождественского поста, эти праведники подожгли комедиантский обоз и побили комедиантов камнями. Хозяин труппы и возлюбленный Клодии погибли, а остальные – избитые, лишившиеся лошадей и всего небогатого имущества, потребного для их ремесла – поняли, что прокормиться и пережить зиму вместе им будет труднее, чем поодиночке, и разбрелись кто куда.
Вот так и вышло, что Клодия против желания шагала в сторону покинутого некогда Эльсинора, отгоняя мучительную тревогу. Жива ли мать? Пустит ли она, добрая христианка, на порог блудную дочь, убежавшую с актёрами, которым святая церковь отказывает в исповеди, причастии, венчании, отпевании, более того – запрещает хоронить их в освящённой земле?
Страхи Клодии оказались напрасными. Мать, неприбранная, простоволосая, как какая-нибудь рабыня, встретила давно утраченную дочь на удивление равнодушно. Клодии показалось, что бедная женщина не вполне сознаёт происходящее: ум её полностью поглотило несчастье, постигшее благородную Офелию, которой она когда-то была кормилицей и няней.
– Офелия, детка моя, горе, горе-то какое! – причитала сидящая у стола Хильда, раскачиваясь из стороны в сторону. – За что Господь ополчился на мою голубку, нежную и кроткую? Чиста душой, невинна, никому не делала зла! Чем она тебе не угодила, Господи?
Клодии потребовалось немало времени и терпения, чтобы выловить из потока полубессвязных стенаний крупицы сведений и понять, что Офелия, сражённая каким-то горестным известием, который день мечется в жестокой горячке, а королевский лекарь, завуалированно признавая собственное бессилие, призывает окружающих положиться на милость Божью.
– Ты сможешь провести меня к ней в замок, матушка?
– Что в том толку… – Не спросила даже, безучастно произнесла Хильда.
– Я бы поговорила с лекарем. Если он и правда утратил надежду, то, возможно, позволит мне помочь.
Во взгляде Хильды впервые появилось какое-то подобие осмысленности:
– Ты?.. Ты что-то понимаешь в лекарском искусстве?
Клодия кивнула. Спутницам бродячих комедиантов приходится овладевать многими полезными навыками. Валентайн (так звал себя покойный хозяин труппы, настоящего имени которого никто из актёров так и не узнал) отчаялся приспособить Клодию к выполнению традиционной женской работы: от её стряпни отворачивались даже свиньи, а шитьё и другое кропотливое рукоделие превращало жизнерадостную девушку в злобную фурию. Зато труппе не приходилось тратиться на лекарей – ни один из них не мог сравниться с Клодией, когда требовалось срочно поставить на ноги актёра, свалившегося в лихорадке или страдающего острыми желудочными коликами, болью в суставах, гнойными воспалениями. Мешок с целебными снадобьями – единственное, что ей удалось спасти из пылающего возка и донести до дома.
– Сусанна? – Мать наконец-то осознала, кто сидит перед ней. – Где ты шлялась эти десять лет, негодная девчонка?! Я все глаза проплакала…
Казалось, буря неминуема, но Клодии удалось усмирить набирающую силу стихию:
– Время ли говорить о моём неподобающем поведении, когда решается участь твоей любимицы, матушка? Ты не ответила, сможешь ли провести меня к Офелии.