Город был красивым. Подобных он еще не видел, хотя много где бывал. Особенно ему понравилось у причала, на который он набрел чисто случайно. Место было непопулярным, оттого народу там было мало. Подойдя к краю деревянного пирса, Крис смотрел перед собой туда, где синее море встречается с голубым небом. Прекрасные виды разбудили в его голове призраков прошлого. Крису вдруг показалось, что он тут уже бывал когда-то.
Ему года четыре. Солнце приветливо ласкало его по-детски пухлое лицо.
— Посмотри, чайка поймала рыбу, — приятный голос возле уха и тонкий палец, указывающий на взлетающую птицу.
Это его мама. Он не помнил ее лица, только голос. Спокойный и бархатный, как раз такой, какой хвалят в своих произведениях все поэты.
Крис доверчиво прижимается к ее ноге лохматой головой. Мама ласково гладит его. От нее вкусно пахнет, она теплая и родная.
На ней маленькая соломенная шляпка и легкая, длинная юбка, которая раздувается на ветру как парус. А на руке блестит браслет с маленькими жемчужинами.
Его ей подарил папа.
Крис зажмурился и тряхнул головой. Устало глянув на карту, он понял, что подошел к адресу, который искал, совсем близко. Осталось буквально пару кварталов.
Он сложил карту и сунул ее во внутренний карман куртки. Сердце его суматошно забилось, будто силилось заставить Криса развернуться и бежать в противоположном направлении.
Что, если она его не узнает? Что, если не примет? Что, если он ей на самом деле не нужен?
Липкими щупальцами эти страхи обхватывали всю его решимость, оскверняли ее, превращая в бесформенный комок чувств. Несколько раз он и вправду останавливался, желая бросить затею и вернуть все, как было.
Потому что он не переживет, если узнает, что матери все эти годы было плевать, а письма — всего лишь чья-то жестокая шутка.
Однако, собирая всю волю в кулак, Крис продолжал путь.
Улица, на которой, судя по адресу, указанному в письме, жила Элин, была узкой и красивой. Каменные фасады тянулись длинными, стройными рядами, у обочин величаво стояли старинные фонари с витиеватыми железными украшениями, из пекарни пахло печеными булочками и корицей.
Живот у Криса предательски заурчал, но парень мысленно приказал ему заткнуться. Когда Крис нашел нужный дом, он внезапно забыл, как дышать. Грудь горела от страха и волнения, холодные пальцы нещадно тряслись.
Дрожащей рукой он дотянулся до звонка и коснулся маленькой кнопки.
Бух. Бух. Бух.
В висках била кровь.
Сейчас или никогда.
Зажмурившись, Крис нажал на кнопку. Характерная трель разнеслась по всему дому, а затем за дверью послышались шаги.
Дверь открылась.
Сердце Криса сделало сальто и ухнуло куда-то в живот.
Перед ним стояла женщина. Женщина такая красивая, что Крис потерял дар речи. Он не знал, что это было: превосходная генетика или волшебные уколы. Но он смотрел в ярко-синие глаза этой женщины и хотел рухнуть перед ней на колени.
Он сглотнул и с трудом разлепил губы. Нужно срочно что-то сказать.
— Вы, наверное, не помните меня… — начал Крис, неловко сминая закостеневшие пальцы.
— Крис… — вдруг шепнула женщина, прижимая ладонь к задрожавшим чувственно-розовым губам.
Шистад замер. В груди у него разлилась приятная нега. Она узнала его.
— Да, — шепнул он, несмело улыбнувшись.
— Боже, — она сделала шаг к нему, будто не веря своим глазам. — Не может быть, — глаза ее полнились слезами. Она медленно, словно боясь, что Крис сейчас исчезнет, потянулась к нему руками. Изящные ладони легли ему на плечи. — Мальчик мой, — она улыбнулась, позволяя крупным слезам покатиться по ее щекам. А потом совсем неожиданно прижалась к Крису, кладя голову ему на грудь.
Шистад не дышал. Ему не верилось, что это происходило взаправду. Он неуверенно обнял ее в ответ. Она была совсем хрупкой и тонкой. Крис на ее фоне казался таким огромным. Неужели эта крохотная женщина могла выносить его?
— Господи, — горячо шептала она наперебой с всхлипами. — Господи, как ты вырос, — она оторвалась от него, заглянула в лицо, потрогала его ладонями. — Это вправду ты?
Крис мелко закивал.
— Пойдем, — она взяла его руки и повела в дом. — Мне так много надо сказать тебе.
Ее дом был похож на пряничный. В нем было уютно и светло. Из кухни пахло печеным мясом. Элин провела его в гостиную и села на мягкий бежевый диван. Свежий ветер гулял по комнате, раздувая легкие занавески у открытого окна и роняя лепестки жасминового куста на подоконник.
— Как ты здесь оказался? — Элин взяла его ладонь в свои и посмотрела глубоко в глаза.
— Я нашел твое письмо, — ответил Крис.
— Правда? — удивилась она. — Значит, я все же писала их не зря, — она выдохнула. — Я уже и не думала, что они попадут тебе в руки. Знаешь, они стали для меня чем-то вроде личного дневника. Это было напоминанием самой себе, что я не до конца отчаялась.
— Почему ты не попробовала другие пути? — Крис боялся задавать этот вопрос, боялся взболтнуть что-то лишнее и обидеть ее.
— Я пробовала, — она прикрыла веки, и тень от ее ресниц упала ей на щеки. — Когда мы с твоим отцом… разошлись, — она запнулась, подбирая верное слово. Крупный каштановый локон соскользнул со спины ей на плечо. — Я пыталась добиться того, чтобы он позволял мне видеться с тобой. Я и судилась с ним, и часами стояла под дверью, и ругалась с няньками, которыми он тебя окружил, но все было без толку. К тому времени он уже стал влиятельным человеком, и я не могла ничего сделать. В Осло у меня ничего не осталось, и мне пришлось вернуться домой во Францию. Сюда, — она обвела глазами гостиную и тоскливо улыбнулась. Было видно, что ей тяжело вспоминать о тех временах.
— Отец всегда говорил, что ты в Лондоне, — угрюмо вставил Крис. — Наверное, врал для перестраховки.
— Скорее всего, — Элин грустно кивнула, ласково глядя на него.
— Ты решила не возвращаться в Осло?
— Я попыталась, но мне сказали, что я в черном списке аэропорта, что виза у меня просрочена, еще что-то… Я уже и не помню всего, что мне говорили. Я пробовала улететь из других точек, но и там то же самое. Куда я только не звонила, к кому только не обращалась, но все они перенаправляли меня друг к другу, и никто эту проблему решать не собирался. Ты рос, я писала письма в надежде, что когда-нибудь они дойдут до тебя, на праздники отправляла подарки, когда у тебя появилась страничка в социальной сети, попыталась написать там, но профили у тебя закрыты. Я хотела сказать, что никогда не бросала тебя, никогда не забывала, хотела сказать, что люблю тебя, — глаза ее стремительно наполнились влагой. Подбородок затрясся. Она шмыгнула, но сразу попыталась взять себя в руки. — До тебя ничего не доходило?
Крис сжал челюсти, чувствуя, как растет и ширится злость на собственного отца. Он отрицательно мотнул головой, зажмуриваясь. Элин глубоко вздохнула.
— Твоего отца можно понять, — сказала она осторожно.
Крис резко вскинул глаза на нее. Непонимание исказило его лицо.
— Что ты такое говоришь?
— Что бы там ни было, но я предала его, Крис. Он любил меня, а я предала.
— Но так, — он почти задыхался от возмущения, — так, как он, нельзя поступать. На твоем месте я бы тоже от него сбежал.
— Я и не говорю, что он поступал правильно, — Элин забралась на диван с ногами, подминая их под себя. — Но понять, почему он так поступал, могу.
— Что именно произошло?
— Разве ты не знаешь? — она подняла вверх красиво изогнутые брови.
— Хочу послушать твою версию.
— Что ж, — она положила локоть на спинку дивана и уперлась кулаком себе в висок. — Мне было семнадцать, когда я впервые приехала в Осло. Я была молодая, мечтательная. Надеялась найти здесь хорошую жизнь. По-норвежски я говорила скудно, меня толком даже никто не понимал, — она усмехнулась, вспоминая себя. Крис только сейчас понял, что она разговаривала с ним по-норвежски. Причем так хорошо, что он почти не слышал акцента. — А твой отец… ему было двадцать. Он был молод, энергичен и полон решимости сколотить состояние. Уже тогда он вынашивал идею, которая и сделала его тем, кем он есть. Когда мы встретились, он был единственным, кто без промаха понимал, что я верещу на своем ломаном норвежском. Он рассказывал мне о своих планах и идеях, я таскала его по музеям, театрам, выставкам. Ему не нравилось, но он стойко терпел. Называл меня своей Музой. Я была очень сильно влюблена в него. Спустя время мы поженились, купили крохотную квартирку. Я забеременела тобой. И тогда Ханс стал искать пути, как сделать так, чтобы мы ни в чем не нуждались. Он подолгу пропадал на работе, брался за все, что только мог. Я не видела его дома, но старалась поддерживать, потому что понимала, ради чего он все это делает. Когда нам удалось накопить некоторые деньги, он предложил вложить их в бизнес. Это было рискованно. Ты готовился появиться на свет, и, если бы не получилось, мы бы снова остались без гроша. Но я поверила Хансу. И все пошло в гору. Его бизнес рос, влияние ширилось, и уже скоро Ханс стал крупной рыбой. Я почти его не видела. Его женой стала его работа, — она сглотнула, неуверенно сминая пальцы. — А однажды, когда я сидела у фонтана, ко мне подошел молодой человек и попросил позировать ему. Представился Артюром. Юным французским художником. Пока рисовал, он рассказывал мне о разных стилях, о своих любимых художниках. Я будто снова вернулась в свои семнадцать. Когда он закончил, подарил мне портрет, а на обратной стороне написал адрес и время.