— Что фильтровать, бля, Рычин? Ты же не спецназовец, ты мясник! И ребят превратил в таких же моральных уродов! Хрен с ним, что операции элементарно планировать не умеешь, слава Богу, есть кому это делать, все целы, и дальше справимся. Но лишняя кровь зачем? Невестку Лесникова какого хуя под пули подставил? Депутата вместе с женой зачем было расстреливать? И не говори, что «случайно»! Прокурора, мальчишку, нахрена без яйца оставлять, он и так, говорят, от страху там чуть не помер. Ну а пулеметчиков фронтовых за что? Рычин, это же днище! Да в тебе человеческого уже ничего не осталось!!!
— Та ты шо? Успокойся! — попробовала снова встрять Ласка, но Шульга на нее глянул так, что девушка замерла и лишь сверкала глазами.
Волна ярости вдруг отхлынула, оставив в душе обиду, пустоту, разочарование и… прозрение. Он отчетливо понял, что ему не место в этой команде.
— Мы же по краю ходим! — Шульга снова заговорил, но уже тихо, спокойно о наболевшем. — После того, что сделали и еще сделаем, нам каждому нужно место застолбить в монастыре. Чтобы до конца жизни грехи отмаливать, кровь смывать. И это я за ту кровь говорю, которую мы проливаем для дела, по законам военного времени и получив приказ. А за случайные смерти нам нет прощения! Вам же человека убить, искалечить — что высморкаться. Попутный неизбежный ущерб. Еврея вот вижу, уже списали — молодцы. Списывайте тогда и меня…
Если возмущенный крик Шульги вызвал у Ричера лишь встречную злость, то после тихих спокойных слов в майоре явно закипала сокрушительная, мрачная ярость.
— А вот с этого момента пожалуйста поподробнее! — процедил он, привстав и надвигаясь на Шульгу, словно гора. — Только не здесь, старлей. И без свидетелей. Давай спокойно спустимся вниз, поговорим. Как мужик с мужиком…
Что на самом деле задумал Ричер Шульга не стал уточнять. Он поднялся, опираясь на стул и, откинув его в сторону выскочил из — за стола. В гробовом молчании, не разбирая дороги, добрался до служебного выхода, оттолкнув повара пробежал по внутренним коридорам и вылетел в тихий залитый солнцем дворик.
* * *
Первым порывом Шульги было забраться в машину и ехать куда глаза глядят. Он достал из кармана брелок и уж было ткнул в кнопку сигнализации, но как выяснилось, подхватившая его сила имела другие планы…
Не владея собой, он миновал арку, перебежал дорогу, пропетлял между машинами, тянущимися через перекресток, по инерции проскочил еще два или три квартала, потом, наконец замедлился и вошел в подвернувшийся бар.
Плюхнувшись на высокий табурет, уперся локтями в стойку и ткнул пальцем, не глядя, в первую попавшуюся бутылку. Заставил бармена нацедить полстакана. Бар был не из крутых, старенький кондиционер не справлялся с жарой, но даже это не помешало залить в себя, словно воду, изрядную порцию какого-то тяжелого алкоголя.
На втором заходе оказалось — текила. Шульга перевел дух. Не чувствуя вкуса, высосал предложенную дольку лимона.
Прошло минут пять, и кактусовая водка сделала свое дело. Адреналин стал помалу сходить на нет. Слепая ярость ушла, отпуская мозг. Но лучше бы не попускало! Потому что теперь, более ли менее ясно осознав происшедшее, Шульга чувствовал себя примерно так же, как и тогда, когда ехал в рефрижераторе, заваленный кучей трупов. Но там хоть было понимание, что в этом аду он находится ради серьезной цели, а сейчас…
В общем и целом, положение, в которое он себя, сорвавшись, загнал, можно было охарактеризовать в двух словах как полный пиздец.
Что в минусах? Еврей в коме, с Юлой у него, похоже, все кончено. С группой рассорился, да так что вряд ли получится восстановить рабочие отношения. Та жизнь, которую он вел последние полтора года, окончательно и бесповоротно закончена.
Хотя как говорится лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Он высказал именно то, что давно хотел. Просто дико устал от всяческой жопорукости, на которую натыкался чуть не на каждом шагу.
В фильме «Мюнхен», внимательно пересмотренном на следующий же день после вербовочной встречи с Орестом, работа израильских киллеров тоже поставлена была сикось-накось. Но такого бардака, как в «Мирославе», он представить себе не мог. Впрочем, что и когда у нас рядом со властью делалось не через задницу?
Центр, невзирая на очевидные успехи в проведении операций, на самом деле был типичной околопридворной конторой с костяком из преданных людей, где упорно поддерживался кем-то раз и навсегда заведенный номенклатурный уклад. Всех все устраивало, никто не стремился к развитию, и уж точно не собирался что-то принципиально менять.